Взгляды всего зала застыли на моих губах, и я ловлю себя на том, что думаю о не очень удачном выборе помады, а не о том, что должна им ответить. Лучше бы их действительно беспокоила моя помада… Сдерживаюсь, чтобы не облизать губы, откашливаюсь, тщательно собираю слова в единственно верную конструкцию. В конце концов, это не моя блажь, такова природа исследуемого объекта, и с этим ничего не поделаешь.
– В данном случае категоричный вывод невозможен.
Прокурор кивает, что-то шепчет маленькой, похожей на Редисочку из Чиполлино, судье. Та делает какую-то пометку, спрашивает, есть ли у сторон вопросы к эксперту. Змеев улыбается нехорошо. Конечно, он не станет говорить в суде все, что уже высказал мне позавчера. И кричать здесь он тоже не будет. Но улыбка мне не нравится.
Судья отпускает меня, но нехорошее чувство еще долго скребется внутри. Как оказалось – ненапрасно. Через месяц я узнаю, что Змеев настаивал на привлечении эксперта к уголовной ответственности за дачу заведомо ложного заключения. Даже выкопал какое-то весьма поверхностное мое знакомство со стороной обвинения.
Не получилось. Но меня эта выходка не на шутку задела. Что за ребячество?! Я еще до начала экспертизы сказала ему, что категоричных выводов получить не удастся, но Змеев отмахнулся и сказал, что вывернется. Не вывернулся. И орал на меня, когда получил экспертизу, так, что программисты из соседнего офиса едва полицию не вызвали. И это он меня пытался обвинить в необъективности и предвзятости?..
Я поворачиваюсь всем телом и смотрю на Андрея в упор. Он спокоен и уверен в своей непогрешимости. Хороший адвокат, любого клиента к себе расположит. И эксперта. Но не меня.
– Ну так я прощен? – Змеев выдерживает мой взгляд без видимых усилий, вопрос его звучит насмешкой
– Нет.
Он разводит руками, кивает Князеву:
– Значит, буду зарабатывать прощением потом и кровью. Теккило теперь птица важная, писатель. С ней лучше не ссориться, а то в следующей книге появится злодей-альбинос, которого зверски убьют в конце.
Князев смеется, но получается натянуто. Хочу пошутить, что Змеев подал мне отличную идею, но, вспомнив, из-за чего мы здесь собрались, стираю улыбку и отворачиваюсь от обоих. Пусть делают, что хотят. Это их работа, не моя.
Глава 3
В канале “ЛисТающий Лис” тишина. Последний пост – о городском фестивале фантастики. Несколько фотографий с более контактными, чем я, молодыми писательницами. Все улыбаются, обнимают высокого, с ярко-розовой шевелюрой Лиса, две девушки даже изображают, будто тянутся к нему с поцелуем с разных сторон. Под фото ироничная подпись: "“Чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей”, – говорил классик. Ахах! “Чем больше книгу мы ругаем, тем больше любят нас авторы” – скажу вам я”".
Двадцать восемь комментариев. Рука сама дергается открыть их. В основном это разбитые сердечки и рыдающие котики, редко встречается что-то в духе “Не могу поверить!”, “Как же так?”, “Мы будем помнить тебя”.
Глупо было надеяться, что местное книжное сообщество никак не отреагирует на смерть достаточно популярного блогера. Две тысячи подписчиков для нашего книжного мирка – это немало. Но и не настолько много, чтобы вызвать большой резонанс: лишь два-три столичных канала втиснули в поток эстетик и анонсов краткую заметку о том, что блогер ЛисТающий Лис умер. Судя по количеству просмотров и реакций, новость не слишком обеспокоила людей, а комментариев и вовсе были единицы, из которых самый частый: “Даже не слышал про такого блогера”.
Вот так, Лис, кто-то по ту сторону Уральского хребта о тебе даже не слышал. Если быть честным, много кто. Как и обо мне. И сейчас мне больше всего хочется, чтобы о моей книге в твоих руках тоже никто не узнал.