– Ольга Александровна, вы здесь или уже в обмороке? – со смехом спрашивает Михаил Анатольевич.

– На пути, – признаюсь я. – А что хоть за тема-то?

– Вы не волнуйтесь, там доклады, они вам все расскажут и даже картинки покажут, – успокаивает меня шеф. – Нужно только переписать их и помучить вопросами. Сможете?

– Помучить смогу, – выдыхаю я.

– Спасибо, Ольга Александровна! Так, значит, в 14:30, номер аудитории сейчас скину.

– Хорошо, – без особого энтузиазма киваю я пустому столу начальника и отключаю телефон.

Через минуту приходит сообщение с номером аудитории. Другой конец универа, пообедать не успею. Что ж, значит, закушу программистами.

Немного позже Михаил Анатольевич присылает и тему занятия. “Концепции личности в философии”, – читаю я и вздыхаю. В голове со скрипом всплывает “Тварь я дрожащая или право имею?” Достоевского и французские натуралисты конца 19 века с их вопросом, что определяет человека: общество или то, что досталось от родителей. Еще что-то про “человек – мера всех вещей” было, но, кажется, в античности. Да, совсем негусто… Что ж, похоже все-таки придется разбавить утренний чай статьями из интернета.

Через полчаса, немного взбодрив свой философский бэкграунд статьями из Википедии, возвращаюсь к более насущным вещам – собственной лекции. Скольжу пальцем по плану и с удивлением упираюсь в “Теорию языковой личности и проблемы установления авторства”. И тут теория личности. Удивительно, что про языковую личность я, перебирая философские концепции, не вспомнила совсем. Зато “проблемы установления авторства” всколыхнули в голове другие воспоминания, от которых я тщательно пряталась все утро. ЛисТающий Лис, Ляля Книжная Душа и Григорий Осокин выскакивают перед глазами сами.

– Ольга Александровна, можно?

Подпрыгиваю так, что едва не падаю со стула, и оборачиваюсь. В дверях стоит Настенька.

– Доброе утро, Настя. Конечно, заходите. Что нового?

Пока я включаю чай и достаю наш с Настей любимый шоколад, она подсаживается к моему столу и открывает ноутбук.

– Пришел запрос от Следственного комитета на автороведческую экспертизу. Виктор Сергеевич просил, чтобы вы посмотрели.

Конечно, кому же еще смотреть запрос от Олега Максимовича. Быстро они до Синчина добрались. Только непонятно, зачем им это. Поворачиваю к себе ноутбук и делаю вид, что внимательно изучаю тексты. Хорошо хоть Настеньке Князев не прислал оригинальные, с грязью и кровью, записки, просто тексты. Меня все еще мучает совесть, когда я вспоминаю, в какую грязь окунула Настеньку, поставив вместо себя экспертом. Она, конечно, утверждает, что ей все нравится. Мне тоже нравилось. А потом я стала выть и царапать ножом руки.

– И что вы думаете об этом? – возвращаю Настеньке ноутбук и с интересом смотрю на нее. Два с половиной года она вместо меня проводит экспертизы у Виктора Сергеевича, но до сих пор скидывает мне все запросы и заключения на вычитку. А я до сих пор не могу сказать ей “хватит”. Может, сейчас?

– Я сказала Виктору Сергеевичу, что тут материала мало для экспертизы, он отправил к вам, – Настенька виновато опускает глаза. – Я перечитала вашу диссертацию и статьи, но мне все равно кажется, что по этим текстам вывод сделать не получится.

Руки начинают мелко дрожать. Не получится, ничего не получится. Но как же больно услышать это со стороны, когда эти тексты напрямую касаются тебя. Можно понять Змея с его воплями и угрозами, лишь бы выудить из эксперта лишнюю – такую важную и нужную – крупицу информации.

– А материалы дела не прислали?

Настенька качает головой: