— Ой! — она дергается от окна и, обернувшись, узнает меня. — Я на маму посмотреть… разочек…

— Судя по специально организованной снежной куче, ты промышляешь этим регулярно.

— Но там праздник, там так интересно. Посмотри же.

Удивительно. Еще нескольким часами ранее я немилосердно прогонял детей от арендованного дома, но девочка и взглядом не намекнула мне на обиду, напротив, она общается со мной с открытым сердцем и совершенно не таит злость.

И я, взрослый человек, бизнесмен с закоренелыми принципами, поддаюсь на ее уловки и шагаю ближе. А может, она и не виновата, это я в глубине души просто хотел найти себе приятную компанию, пресытившись заискивающими мордами людей ниже меня по социальному статусу?

Мне для шпионажа дополнительных подставок для ног не нужно, рост позволяет встать возле окна и видеть всю картину.

На улице холодно, а за стеклами пышное празднество. Столы в ресторане отодвинуты ближе к стенам, чтобы освободить пространство для танцев. Разряженные гости салютуют бокалами, беззвучно — для нас — хохочут. На сцене выступают артисты. Официанты с серебряными подносами снуют между отдыхающими. Жизнь по ту сторону бурлит в хмельном угаре.

— А вон там моя мама, — с гордостью шепчет девочка, — и она как принцесса красивая.

Отслеживаю, куда пальчиком указывает маленькая жительница флигеля, и нахожу взглядом Марику.

Молодая женщина притаилась поодаль в углу. На ней белая рубашка, застегнутая на все пуговицы, и серая целомудренная юбка. Волосы собраны в косу. Огонька во взгляде нет.

На ее лице пропечаталась усталость и немая тоска. Разумеется, Марике не до танцев, она следит за порядком и, чуть что, кинется убирать осколки разбитого бокала или уроненный десерт.

— В пятницу, субботу и воскресение тут всегда гулянка, — поясняет девочка.

— А ты, пока мама занята, сбегаешь из флигеля?

— Ага! — хвастается она закивав. — Лиля боится ходить, а я нет.

— И правильно делает, — я понимаю, что беседу веду с Таней. — Ночью можно встретить плохих людей. Давай-ка спускайся с кучи и дуй во флигель, — ворчу.

— Не хочу до дому! — запищав, она протестующе машет руками.

— Покапризничай мне тут! Я не мама, чтобы вестись на манипуляции.

Таня, посопев, плюхается на попу и скатывается с кучи.

— Я эту горку сама сделала. Ведром натаскала.

— Целеустремленно… да.

Девочка шмыгает покрасневшим от мороза носом и поправляет съехавшую на лоб шапку. Весьма бойко шагает ко мне. А в следующую секунду без витиеватых задумок и каких-то сложных интеллектуальных ходов просто берет меня за руку. Задирает доверчивую мордашку, смотрит прямо в глаза.

— Ну пойдем.

Ее холодная от снега варежка соприкасается с моей теплой рукой, и на этом контрасте я не понимаю, что начинает твориться в остатках моей испорченной души.

Первое желание — вырвать ладонь из крохотной ручки Тани и спрятать в карман. Вскипеть, буркнуть что-то вроде сама дойдешь и поскорее отделаться от чужого ребенка.

Но потом я уступаю этому ее чистому взгляду и беззаботной улыбке ребенка, не знающего проблем. Я буду чувствовать себя настоящим уродом, если сейчас поддамся велению озлобленного эго и отпихну ребенка.

— Провожу тебя до флигеля, Тань.

Вообще, я дико хотел есть, думал заказать мясо с кровью, а теперь ловлю себя на мысли, что специально стараюсь подстроиться под шаг Тани, чтобы она не бежала, а шла нормально.

Тем временем логический пазл все никак не сложится.

— Танюш, — несвойственно добрым тоном выясняю, — если вы с мамой живете здесь, то где ваш папа?

Девочка, бороздя ногами по рыхлому снегу, непринужденно отвечает: