— Там, — поднимает руку, указывая на небо.

— Умер, что ли?

Забывая о такте, уточняю и весь обращаюсь в слух. И жду с таким предвкушением положительного ответа Тани, будто сам на мгновение превращаюсь в ребенка, верящего в чудо.

Прости господи! Но я никому настолько искренне не желал смерти так, как Толгатову.

— Не-е-ет же, — мотает головой и смеется, — папа улетел на остров.

— И давно?

— Давно, — вздыхает она.

— А что за остров?

— Жаркий. Там еще растут пальмы и можно поесть кокосов.

— А почему вас с собой не взял?

— Не знаю, — пожимает плечами.

Взобравшись по скрипучему крыльцу флигеля, Таня открывает дверь и юркает внутрь.

Я тоже захожу, но дальше порога не двигаюсь. Попадаю в помещение квадратов на сорок, состоящее из одной комнаты. На потолке горит лампочка, блекло освещающая пространство. Возле входа вижу пару платяных шкафов дореволюционного периода.

Много места занимают тесно наставленные кровати. Посередине комнаты натянута веревка, на которой болтаются простыни, разделяющие территорию на две части. Полагаю, в одной стороне спят мужчины, а в другой женщины.

Это выглядит настолько чудовищно… как коморка для нелегалов.

— И вы тут живете? — с трудом выдавливаю из себя слова.

— Нет, — стянув шапку, расстегивает курточку, — у нас отдельная комната!

Через секунду по левую сторону от меня приоткрывается неприметная деревянная дверь. Обернувшись по самую шею одеялом, к нам крадется заспанная Лиля.

— Привет! — бодро обращаюсь к девочке.

— Здравствуйте, — еле слышно шепчет она.

Застеснявшись, глубже прячется в одеяло, накинув его на голову.

Мороз от прогулки на улице постепенно отступает, а я все равно не ощущаю привычного тепла как, например, у меня в доме.

— Почему здесь так холодно?

Таня, забросив верхнюю одежду в шкаф, смелее идет на контакт со мной, чем ее сестра.

— Дядька Толя затопил печку, но она потухла. А спички мама от нас прячет, потому что Лиля поджигала штору.

— Это ты подожгла! — услышав слова сестренки, девочка громко пищит.

— Нет, ты!

— Ты!

— Тихо! — останавливаю перепалку. — Показывайте, где у вас печь.

Комплекс располагается в зеленой зоне посреди леса, но гостевые дома отопление идет от котельной.

Во флигеле Таня ведет меня в дальнюю часть комнаты.

Нащупав в кармане куртки зажигалку, присаживаюсь возле печи на корточки и открываю заслонку. В очаге подношу пламя от зажигалки к скрученной в трубочку берестяной коре.

— И вас никто не проверяет всю ночь?

— Мама забежит. Она всегда забегает ненадолго. И днем редко бывает с нами, потому что тут много людей. Ей некогда.

Еще некоторое время, посидев возле печки и убедившись, что пламя достаточно пожрало дров, я закрываю заслонку и встаю на ноги. Пора убираться из флигеля. Но, обернувшись, замечаю, как Лиля нашептывает на ухо сестре.

— Спрошу, — деловито одергивает ее Таня и поднимает на меня глаза. — А вы умеете включать плитку?

— Какую?

— Пойдем покажу.

Девочка уже без всякой опаски вновь берет меня за руку и тянет в ту самую комнатку, откуда выходила Лиля.

Оказываюсь в гораздо меньшей темной комнатушке.

Таня щелкает кнопкой на выключателе.

Здесь у изрисованной в каракулях стены разложен диванчик — я бы на него не уместился. Небольшой журнальный столик с комочками пластилина и не до конца собранной фигуркой из конструктора.

Рядом с окном Таня демонстрирует мне раритетную вещь — плиту, которой лет пятьдесят, в желтых капельках задубевшего масла. Видно, что плитку пытались почистить, но тщетно. Я никогда не сталкивался с такими мамонтами.

Тем временем Лиля открывает маленький холодильник и достает бутылку с молоком, а Таня, ловко подставив табуретку к тумбе, шарит в верхнем ящике импровизированной кухоньки, берет коробочку с разводным какао и литровую эмалированную кружку.