Бред, Байрамов, разве дети в этом возрасте способны к глубокому самоанализу?

— Виделись уже, — бросаю ей недовольно. — Ты опять играешь со мной, Таня?

Девочка хмурит брови-ниточки.

— Я Лиля.

— М… долго придумывала имя?

— Нет. И я иду к маме.

А сейчас мне становится гораздо интереснее.

Я не прочь познакомиться с ее матерью, которая не способна следить за собственными детьми и по вине которой у меня теперь прибавилось трудностей.

2. Глава 2

Давно я не контактировал с такими маленькими детьми. Племянники уже выросли, а своими не обзавелся. Я на фоне девочки выгляжу настоящим великаном.

— Познакомишь меня с мамой?

— Ага, — доверчиво кивает.

Девочка ведет меня к черному выходу из ресторана мимо барной стойки и кухни.

Люди из персонала озадаченно посматривают в нашу сторону, но возразить не решаются.

Переступая ножками по полу, девочка на ходу заныривает рукой в кармашек на сарафане и достает две дешевые карамельки. Такие обычно бесплатно пылятся в вазах на респшен или в зоне ожидания.

Развернув фантик и запустив одну конфету в рот, девочка вдруг останавливается посреди пути и протягивает мне вторую.

— Хотите, дядя?

— Еще чего, — привычно вскидываюсь. — Портить зубы дармовым сахаром.

Округлив и без того большие янтарные глаза, девочка ошарашенно прячет конфету обратно. В углу берет со стула зимнюю куртку. Сняв с себя тапочки, запрыгивает в валенки.

Я никогда не видел настолько миниатюрных валенок, они бы, наверное, и кошке впору пришлись.

Одевшись, выходит на улицу, а вот мне верхняя одежда не требуется. Мою кровь подогревает злость.

Обширную территорию загородного комплекса окружает высокий забор из красного кирпича. На территории комплекса растут лишь сосны. Система охраны здесь, как обещал владелец, замечательная: сделано все для комфортного проживания. Но я уже в это не верю. Впереди виднеются домики для постояльцев.

Маленькая спутница уверенно шагает по расчищенной от снега дорожке прямиком к моему арендованному двухэтажному дому.

От удивления изгибаю бровь, когда девочка, приподнявшись на носочки, тянет дверную ручку. Дверь поддается и приоткрывается.

Я вообще-то ее закрывал, когда уходил в ресторан, но с учетом того, что там уборка, допускаю вариант с незапертым замком. И, возможно, сотрудница все еще продолжает наводить порядок, это я вернулся раньше, однако…

— А ну-ка стоять, — серьезно обращаюсь к девочке. — То есть ты, посторонний человек, хоть и несовершеннолетний, вот так просто собираешься войти в дом, где хранятся мои личные вещи и за который я отвалил куеву тучу денег? — недоумеваю.

А девочка удивляется не меньше.

— Да. Там же моя мама.

— Поразительно! Нет, увидев тебя под столом, я предполагал, что дно вашей организации уже пробито, но оказывается, еще есть куда опускаться.

— Какое такое дно?

— Ты не поймешь, — отмахиваюсь. — Ладно, заходи.

Девочка, опустив голову, юркает внутрь и, остановившись на пороге, громко кричит:

— Мам! Ма-ма-а-а!

Через секунду из глубины дома до моего слуха долетает:

— Сейчас, доченька, подожди. Я уже заканчиваю!

Мне этот голос кажется знакомым. Точнее, я думал, что больше никогда не услышу его и забуду. Или мой мозг выдает желаемое за действительное?

Мало ли сколько женских голосов похожих, а я неосознанно пытаюсь приписать его той, о которой предпочел бы не вспоминать.

Вскоре из-за угла появляется женщина, держащая в руках груду постельного белья.

С учетом того, что моя кровать двуспальная — по описанию комплекса, а фактически на ней с легкостью поместятся четверо, и подушек разного размера я насчитал шесть штук, — то куча с бельем большая. Она скрывает лицо уборщицы, до которой, впрочем, мне нет никакого дела.