Истинного размера его состояния не знал никто, но по размаху его производств можно было сделать некоторые выводы. В последние года паромобили заполонили улицы Сити. Дирижабли, пароходы и паровозы стали обычным транспортом даже у представителей среднего класса.

Джентльмены же более состоятельные заказывали себе эксклюзивные модели, более быстрые, более комфортабельные или изысканные в оформлении. Сидения, покрытые кожей искуснейшей выделки, позолоченные панели, переключатели, инкрустированные драгоценными камнями. Заказчик мог придумывать просто безумные вещи, лишь бы превзойти остальных в роскоши, а производитель воплощая чужие мечты в реальность, оставлял у себя в кармане кругленькую сумму.

Паровые технологии проникли во все сферы человеческой жизни. Они были модными среди знати, облегчали труд рабочих, и делали проще быт людей даже из низших сословий. Железная дорога – всегда желанная игрушка каждого мальчишки – теперь двигалась самостоятельно. Простой рабочий тратил на дорогу в разы меньше времени, ведь теперь он мог позволить себе быстроходный транспорт – метро.

Фабрики оснащались все новыми станками, позволявшими увеличить производительность труда. Даже мелкие ремесленники, работающие в небольших мастерских, нередко заказывали паровые прессы или станки.

Похоже, вскоре в Сити не останется дома, в котором бы не обзавелись технической новинкой, а так как у Парокорпа конкурентов не было, можно было только строить предположения о размерах их прибыли. Мистер Найт же, занимавший одну из главенствующих должностей в компании, имел доход лишь немногим меньше президента.

Мистер Свитт потянулся к усу и крякнул, отгоняя видения о чужих капиталах. Мистер Найт – старший, стоявший у истоков "Парокорпа", словно заглянул в будущее и сделал верную ставку, выбрав для капиталовложения паровые технологии. Жаль, конечно, что ему недолго довелось наслаждаться успехом, зато теперь его сын один из самых состоятельных людей Сити.

Элизабет этого всего не знала. Она лишь понимала, что ее сейчас как породистую кобылку пытаются продать подороже, пока она на пике юности и красоты. В детстве, когда ей приходилось ужинать с гувернантками, ей безумно хотелось попасть за общий стол, но этикет не позволял девочкам подобной роскоши. Теперь же, заняв положенное место рядом с родителями, она пожалела об этом. Слышать, как решают ее судьбу, и совершенно не принимать в этом участия было невыносимо, но и возражать она не имела права.

С трудом дождавшись окончания ужина и не проглотив почти ни кусочка, Элизабет отправилась в свою комнату. Распахнув настежь окно, она впустила в дом прохладу осенней ночи и наслаждалась легким ветерком, скользнувшим по пылающим щекам. Ее возмущение и недовольство могло получить выход лишь в виде румянца на лице, а все несказанные слова приходилось держать при себе.

Девушка опасалась, что родители заметят, что с нею творится что-то неладное, что она не проявляет положенного смирения, и в глазах ее плещется целое море негодования. Но супруги были слишком заняты своей дискуссией, чтобы обращать внимание на предмет торга.

Немного придя в себя, Элизабет опустилась на колени и пошарила рукой под кроватью. Старый чемодан отыскался мгновенно. Задумчиво проведя рукой по коричневому боку, девушка распахнула крышку. На нее одновременно глянули пять фарфоровых мордашек. Одна – грустно, другая – игриво улыбаясь, третья – словно с укором, что спрятала бывших подружек в пыли и темноте. Губки бантиком, голубые глазки, белые кружевные чепчики.