На столике пепельница, в ней дымится незатушенная сигарета, рядом почти пустая бутылка, пузатый бокал на короткой ножке. Клип закончился, следом за ним пошёл блок рекламы, такой же беззвучный. Я почти решилась шагнуть вперёд, пересечь уже пространство, на котором могла бы быть замеченной, когда Александр подался вперёд. Я вздрогнула от неожиданности, а он взял бутылку, наполнил бокал до краев, алкоголь расплескался, тонкой струйкой потек на пол. Но Александр этого не замечал, а может, ему было все равно. Он привык, что все делают и убирают за него. Залпом выпил содержимое бокала, со стуком поставил его обратно. Закурил очередную сигарету. Глубоко затянулся. Откинулся на кресле, закрыл глаза, выпустил дым. Не спеша, просто позволив ему выскользать промеж приоткрытых губ и завиваясь причудливыми изгибами утекать к потолку. Свет, падающий промеж неплотно закрытых штор, превращал струйки дыма в причудливое полотно, полное разворачивающихся сцен, которые можно было бы поймать, разглядеть, стоило только дать себе время. Я даже забыла, что хотела прокрасться мимо, и смотрела как зачарованная.

Потом словно встряхнулась, отвела взгляд от мужчины и торопливо прошла мимо открытых дверей незамеченной. Паранойя набирала обороты, поэтому на пляж я не пошла. Пробралась тропками сада, через кусты отцветших уже роз, и вышла к дикому берегу на самой границе владений моего хозяина. Здесь было не так красиво, здесь не было пирса, с которого можно было нырять в воду, но зато здесь я чувствовала себя в относительной безопасности.

Возвращалась обратно так же осторожно, но гостиная была пуста. Это внушало и опасения, и надежду. Может быть, он все же уехал? Или подкарауливает за углом, злой, желающий выпустить пар на том, кто слабее его? Но дом был все так же молчалив.

Лицо Игната было совсем серым – но я сделала все, что смогла, остальное зависело от него. Я не могла идти против его воли. Давление на препаратах удерживалось в пределах нормы, я читала ему вслух, сидя в кресле у постели. Иногда прислушивалась к происходящему в коридоре, но там была все такая же тишина. Я начала думать, что Александр и впрямь уехал.

На улице уже темнело, стремительно наступала южная, скорая на расправу ночь.  Игнат спал, я легко коснулась его лба жестом, знакомым любой матери. Чтобы проверить температуру или удостовериться, что он действительно жив, не бросил меня в этом склепе одну. Я весь день мучительно размышляла, как бы завести разговор о Максиме и не вызвать подозрений, но подходящей возможности так и не появилось. Я поднялась, прошла к дверям. Ни одна идеально подогнанная половица паркета и не задумала скрипнуть.

– Вера? – догнал меня тихий голос.

– Хотите, я останусь рядом с вами на ночь? 

– Нет, не стоит. Идите, приятных снов.

Сны вряд ли могли быть приятными, не в этой жизни. Я помедлила мгновение, а затем решилась – сколько можно ходить вокруг да около?

– Этот друг вашего сына… Максим Григорьев, кто он?

– Хороший мальчик, – улыбнулся Игнат. Только прикованный к постели старик может назвать взрослого тридцатичетырехлетнего мужика мальчиком. – Но не стоит на него рассчитывать, Вера. У него невеста есть.

Жена у него есть, злобно подумала я, аккуратно прикрывая за собой дверь.  Но, разумеется, ничего подобного не сказала. Легла спать и ворочалась, думала, как быть, как подступиться, с какой стороны и сколько можно провоцировать Максима, прежде чем он взорвётся. 

Ночью меня снова разбудила радио няня. Приборчик жил на моей тумбочке и оповещал меня, когда Игнату нужна помощь. Я встала, торопливо накинула халат, посмотрела на часы – проклятье, только час как уснула – и вышла в коридор. Где-то в доме было открыто окно и теперь хлопало на ветру. Судя по его порывам, надвигался шторм. Я решила найти и закрыть злополучное окно сразу, как выйду от Игната.