Дверь в комнату Игната тоже была чуть приоткрыта, её, силясь сдвинуть с места, подталкивал сквозняк. Это меня насторожило, сама не знаю отчего. Я крепче запахнула халат, обернулась. Тёмной широкий коридор. Едва заметные светлячки точечного освещения, которые реагировали на движение, и сейчас пытались разогнать тьму. Безуспешно, она пряталась по углам, за кадками с цветами, за каждой из запертых дверей. По полу гулял ощутимый сквозняк, поднимался по ногам, хозяйничал под тонкой тканью халата.
– Трусиха, – сказала я негромко и толкнула дверь.
Она открылась бесшумно. В комнате было темно, чуть слышно тикали часы, за окном завывал ветер. За надёжной защитой стен и двойного стеклопакета он казался совсем не страшным. Я на ощупь – путь был уже знаком – добралась до постели, включила прикроватный торшер. Он вспыхнул, освещая все тёплым жёлтым светом, ослепляя на мгновение. Я поморгала, склонилась над Игнатом. Его глаза были закрыты, на лице умиротворение. Я не испугалась. Я проводила уже нескольких своих подопечных, для меня смерть – это факт. От неё не убежать, она всех догоняет.
Протянула руку, коснулась шеи, нащупывая пульс. Он бился, пусть едва заметно, дергано, но бился. Я выдохнула. Сколько не провожай людей в мир иной, смерть никогда не станет нормой жизни. Она всегда является тогда, когда ты не ждёшь, и порой отнимает самое дорогое. То, ради чего ты вообще согласна жить.
– Игнат? – позвала я.
Тишина. Потянулась к стационарному телефону на тумбочке, но в нем лишь короткие гудки. С улицы прогрохотало, словно объясняя, почему связи нет. Надо бежать в комнату за своим телефоном, в котором сохранено лишь три номера, ни с одного из которых мне не звонили.
Я медсестра, я не врач. Мне нужно вызвать скорую помощь. Игнату необходима госпитализация. Шагнула назад, что-то хрустнуло под босой ногой, осколок впился в ступню. Посмотрела – на полу валяются ампулы, одну из них я раздавила ногой, резко запахло лекарствами. Потом, все потом. В коридоре все так же хозяйничал ветер, хлопала где-то створка окна. Моя комната была совсем рядом, я добралась до неё в два шага. Торопливо переворошила одеяла – мне уже давно никто не звонил, но привычка спать с телефоном осталась.
– Меня ждёшь?
Я чуть не застонала. Как все не вовремя. В открытых дверях стоял Александр. Босые ноги, без рубашки, руки в карманах. Наверняка пьян.
– Мне нужно позвонить. Нужно к вашему отцу, ему плохо…
Александр добрался до меня в два шага. Посмотрел сверху вниз, словно размышляя. А потом дёрнул за халат к себе, я чуть не потеряла равновесие.
– Я знаю куда более приятный способ провести время, чем хлопоты с больным стариком. Тем более в такую ненастную ночь.
Толкнул меня на постель, обрушился всем своим весом. Худощавый и подтянутый, он тем не менее был неимоверно тяжёл, я уже и забыла, что это, тяжесть мужского тела на себе. А теперь вот вспомнила, век бы не вспоминать.
– Саша! – крикнула, переходя на «ты», какое «вы», когда халат уже распахнули, руки жадно шарят по телу, а губы пытаются найти мои. От него пахло алкоголем и сигаретами, я отвернулась, уклоняясь от поцелуя. – Там твоему отцу плохо!
Ноль внимания. Все его внимание было поглощено мной. А мои мысли настолько заняты Игнатом, что я даже в панику не впала. Что изнасилование, когда рядом человек умирает? Надо просто вывернуться. Надо донести до его затуманенного алкоголем мозга, что вообще происходит. И тогда и Игнат будет спасен, и моя весьма условная честь.
Я уперлась в его грудь руками, отодвигая от себя, и начала отталкиваться от матраса ногами в надежде выбраться из-под мужчины. Но он был сильнее и разгадал мой маневр. И даже разозлился. Стиснул руки до боли, не жалея, запрокинул наверх, удерживая над моей головой. И тут я поняла, что все всерьёз. Что меня и правда возьмут и изнасилуют, и никто и не вздумает меня спасать. Просто не узнает. И что Игнат останется без помощи и, возможно, даже погибнет. Надо действовать. Делать хоть что-то.