На следующий день, привычно раскачиваясь в седле в такт размеренно идущему верблюду, я думала только об одном: «Что для меня счастье?» ///

Была ли я счастлива дома под неустанной опекой тётушек и защитой отца? Или тогда, когда мне сказали, что через две луны я стану первой женой молодого и богатого купца? Вряд ли… Никогда больше я не чувствовала себя такой окрылённой, как в школе отца, решив на уроке сложную задачу или выполнив трудную связку и получив сдержанную похвалу от наставника. Значит, для меня счастье – это достигать чего-то?

Чего же я буду достигать в гареме, среди множества таких же рабынь?

Погрузившись в непривычные размышления, поселившиеся у меня в голове после вопроса старой рабыни, я не заметила, как пролетел день и караван остановился на ночёвку. Погонщики принялись собирать верблюдов, а ко мне так никто и не подошёл, чтобы помочь спешиться. Я одна возвышалась над всеми, растерянно озираясь вокруг.

– Ты чего здесь? – спросил подъехавший как-то незаметно начальник стражи.

– Не могу слезть с верблюда, а помочь мне некому, – объяснила я.

– Вот же… – недовольно буркнул мужчина. – Люди, приставленные к тебе, погибли, а других сейчас трудно найти. Давай я тебя к чьему-нибудь костру пристрою.

Он тронул было своего верблюда, но я его остановила:

– Не стоит, господин. Кто-то пустил слух, что общение со мной ведёт к смерти. Никто не захочет делить со мной тепло костра. Вы позволите мне оставить верблюда здесь? Рядом с животным ночью не замёрзну, – говорила я спокойно, чётко проговаривая слова, но при этом опустив взгляд, как и требуют того приличия.

Бей сказал себе под нос пару слов, которые порядочной девушке знать не следовало, ловко спрыгнул со своего верблюда и крепкой рукой заставил лечь моего. Ступив на песок, я чуть не застонала. Несмотря на небольшой отдых в оазисе, расслабляющий массаж и тёплые ванны, тело ломило от усталости. Сняла с седла седельные сумки в надежде найти в них что-то съестное.

Утром служанка сунула мне простой деревянный поднос со стоящей на нём большой пиалой едва тёплого чая, куском пресного сыра на горячей лепёшке и рассыпанной горстью фиников. К ногам кинула сумку, что я сняла с седла Абда. Еды для меня одной было много, поэтому я разделила её на две части. Съев половину, вторую завернула в чистую тряпицу и спрятала в сумку. Боясь, что иной возможности запастись водой у меня не будет, сходила к фонтану и набрала во флягу свежей воды.

На седле выделенного мне верблюда болталась ещё одна сумка, и сейчас я с полным правом заглянула в неё. Кроме свёрнутого куска кошмы там ничего не было. Его-то я и расстелила под бок спокойно дремлющего дромедара, села, достала узелок с едой и принялась за ужин.

После злосчастного приключения мне не хотелось ни с кем общаться. Выслушивать выражения сочувствия или отвечать на вопросы любопытных было выше моих сил. Запив финики водой из фляги, я осторожно сходила за ближайший бархан, вернулась на своё место и, укрывшись с головой накидкой, потерявшей свежесть и чистоту, попыталась уснуть.

Мысли, кружившие в голове роем рассерженных ос, разгоняли сон. То и дело слышала вопрос, заданный старческим дребезжащим голосом: «Что для тебя счастье?».

Наконец-то усталость взяла своё и я задремала, но тут же услышала, как неподалёку под чьими-то ногами шуршит песок. Страх едва не заставил меня подскочить, но благоразумие заставило притаиться. Ночь безлунна, лежу прижавшись к боку верблюда и, если не знать, что я здесь, то заметить меня трудно.

Так и случилось. Кто-то остановился по ту сторону лежащего на земле верблюда.