Открываю глаза еще затемно. Легкое синеватое свечение льется из-под штор – скоро утро. Слышу отдаленное «кукареку» деревенских петухов.

Мне все равно, где Марк и что он будет со мной делать. Я слишком устала. Лежу без движения, глядя в одну точку, наверное, больше часа. Постепенно комнату заливает утренний свет, полоски по краям окна становятся ярче, шире. Вскоре там появляются резкие лучи солнца.

Слышу, как приоткрывается дверь. Даже не моргаю.

Несколько грузных, но довольно тихих шагов, и густая тень перегораживает световые полоски.

Марк распахивает шторы, я закрываю глаза и не подаю вида, что проснулась.

– Я знаю, что ты не спишь, – говорит он строгим голосом. – Вставай.

Молчу, продолжая лежать без движения.

Вольный резко откидывает одеяло и бросает его на пол.

– Вставай, говорю.

Разлепив глаза, я смотрю в пространство перед собой. Все так же скрученная в позу ребенка, все также не чувствуя ничего – кроме пустоты.

– Не понял, – Марк подходит ближе. Наклоняясь, смотрит в глаза. – Вика, ты меня слышишь?

Чувствуя тяжесть ресниц, прикрываю веки.

– Поднимайся, эй! Мне твоя депрессия сейчас ни к чему, – он теребит меня за плечи, затем переворачивает на спину.

Я бессмысленно вытаращиваюсь в потолок – в нелепые куски побелки, висящие над головой.

– Да чтоб тебе пусто было! Крылова, где же твоя дерзость и ярость? – Вольный садится сверху и запрокидывает мне руки за голову. Я опускаю на него воспаленные глаза.

– Делай что хочешь… – говорю и не узнаю свой посаженный голос.

Марк, наклоняясь, всматривается в лицо. Руки сжимает так сильно, что глаза непроизвольно наливаются слезами.

– Бис! Крылова, ты не могла придумать чего получше, чем впасть в коматоз? Блядь! Меня больше устраивало, когда ты дралась и кусалась.

Целует в губы, но я не чувствую ничего, кроме опустошения, а еще презрения к себе. Даже не к нему, а той слабой части меня, которая решила сегодня завладеть мною полностью. Теплые губы ерзают по коже. Марк скользит пальцами по руке, опускается ниже, резко рвет ночнушку и добирается до груди. Пусть хоть на кусочки порвет – мне все равно.

Вольный, отстраняясь, останавливается.

– Вика? – он неотрывно глядит в глаза, а я вижу перед собой лишь бездну и так охота туда сигануть. Марк выдавливает: – Не зли меня, – отпускает руки и дает слабую пощечину. Голова безвольно поворачивается в сторону. – Женушка, че ты удумала? Сдаешься? Кто-то обещал меня ночью задушить. Крылова, очнись!

Он сползает с меня, накидывая одеяло.  Я сворачиваюсь назад в спасительный калачик. Лежу на правой щеке. Вижу перед собой дверь, но шевелиться все также нет сил.

Вольный быстро уходит. Я закрываю глаза и окунаюсь в приятную темноту.

Через какое-то время до носа долетает едва слышный сладко-терпкий запах. Слышу дыхание Марка над собой.

Он ругается снова, но чуть тише, почти шепотом и снова уходит. Скрипит дверь.

Проходит еще какое-то время. Я балансирую на грани сна и реальности. То погружаюсь глубоко во тьму, то выпрыгиваю на свет и слышу в ушах биение сердца: оно слишком громкое, слишком утомительное – хочется заткнуть его.

В один из таких вылетов в настоящее слышу глухой говор из комнаты:

– Я не могу больше! Вика не поддается обычным чарам…  Но она же сломается! Так нельзя… Если она маг, почему не проявляет ничего? Я тогда знал бы наверняка… Отвечайте! Она маг? Вы прошлый раз так и не сказали… Как это неделю? Вы с ума сошли! Было же больше времени! Я не буду использовать Икс пока не удостоверюсь, что у нее есть способности. Иначе это…  Хорошо, я свяжусь с вами…