Нет ограничений. Нет тормозов. Я просто вагон, летящий в пропасть.

Марк прижимает меня к двери. Ласкает ладонями грудь, задернув футболку. Целует шею и шепчет:

– Ты лучшее, что случилось со мной. Вика, я искуплю свою вину. Прости меня…

– Замолчи-и-и, – хриплю, когда он захватывает ртом ореолу и теребит языком сосок. – Я все равно тебя ненавижу.

– Ты врешь… – мычит Вольный и переходит ко второй груди. Рукой скользит по талии до бедер и настойчиво раздвигает мне ноги. Прижимает меня к дереву так сильно, что я не могу понять из-за чего больше не хватает воздуха: из-за его объятий или моего вожделения.

Поезд качается размеренно, а меня несет под откос стремительно. Пройдены все стопы, обрушены мосты и свалены в пропасть ограждения. Я позволила себе любить. Любить врага и палача. И кажется лопается мир, как мыльный пузырь, ведь кроме Марка мне сейчас никто не нужен.

Он опускается на колени и смотрит на меня снизу. Я замираю, путаясь пальцами в его волосах. Черных, как воронье крыло. Тону в его синих глазах и прошу безмолвно не останавливаться, а губами шепчу:

– Ненавижу.

Вольный ухмыляется, а затем прижимается ко мне, обнимая, будто просит прощения.

– Можешь говорить, что угодно, но твое сердце и глаза не могут врать. Я буду вечно умолять, я буду всю жизнь ползать у твоих ног, но не гони. Сам не знаю почему, но ты, как солнце для меня, как воздух. Вика, – шепчет, опаляя дыханием живот, – я люблю тебя. Не спрашивай почему. Не отвечай ничего. Просто знай это. Люблю тебя и не могу выполнить это конченное задание. Пусть все летит в бездну! Хочешь, я верну тебе родных? Хочешь, я верну тебе всю твою прошлую жизнь? И, если захочешь, сотру… себя…

Я ошарашенно гляжу на него и не могу дышать. Правду говорит или юлит снова?

Марк поджимает губы.

– Не веришь? Садись, – он резко встает и переставляет меня к сидению. Крепко придавливает плечи, и я почти падаю на полку, все еще не в силах сделать вдох. – Крылова, только один поцелуй, и я отпущу тебя. Один. Не важно, что будет дальше, – маг нависает надо мной, упираясь руками в стену и наклоняя голову под полкой, а я не могу слова связать.

Я не знаю, что выбрать. В душе маленькая дурочка орет, что не может стереть Марка. Не может!

– Почему ты молчишь? Скажи, какой я дурак и сколько сделал. Скажи! – он опускается на пол и кладет голову на мои колени. – Вика, скажи хоть что-то…

– Я не знаю, что сказать, – шепчу, а у самой в груди настоящая мясорубка. Выбрать прошлое или Марка? Дает свободу, а мне ее не хочется. Что делать?

– Просто попроси отпустить тебя… – выдыхает.

– Что будет, если ты не выполнишь заказ?

Он поднимает голову, и я вижу глянцевый блеск слез. Я знаю, что будет. Не нужно отвечать. Боль режет по сердцу острым клинком.

– Не важно, Вика. Я хочу освободить тебя и себя. Невыносимо так пылать. Не хочу больше причинять тебе боль – идти против природы и совести. Мои поступки ранят меня вдвойне-втройне, а когда ты прощаешь, я готов себя задушить. Убей меня, Крылова. Сотри.

Я кусаю губы. Слова пляшут на языке, но я душу их, душу, душу…

Гляжу в его небесные глаза и тону. Не смогу забыть. Даже, если сотрет. Даже, если по живому вырежет.

– Марк, скажи еще…

– Я отпускаю тебя, – он мягко улыбается.

– Нет, другое…

Он долго смотрит. Из-под ресниц скатывается одна слеза. Я подтягиваюсь и слизываю ее. Ему больно – и мне больно. Мы – боль друг друга.

Марк садится рядом и, прижав меня к своей груди, тихо говорит:

– Я люблю тебя…

Плачу. Рыдаю навзрыд. Мне кажется, что мое солнце вошло в пик активности. Взорвалось. Протуберанцы взбесились – выжигают меня дотла. Три слова, а я готова за них отдать все на свете – даже прошлое. И настоящее.