Возможно, несправедливо подчеркивать раскол этого второго брака. И все же разделение произошло. Это неизбежно. Во-первых, старшие дети от первого брака «Медведя» Джойнера были уже достаточно взрослыми, когда он женился во второй раз и когда на свет появились дети от второго брака. Опять же, оставшиеся в живых дети от первого брака – Зак, Роберт, Хэтти, Теодор и Руф – были если не другой породой, то уж точно отдельным кланом. И они это знали. С самого начала, инстинктивно, казалось, они это знали. Не то чтобы они сознательно ощущали свое «превосходство» – это горькое обвинение прозвучало позже, – но они, похоже, чувствовали себя таковыми. И – раз уж приходится говорить чистую правду – в свете своих достижений и в мировом понимании они таковыми и были.

Еще один факт: Джойнеры, от первого до последнего, были тщеславным народом. Даже старый Уильям имел свою долю этого недостатка, возможно, даже больше, чем остальные, поскольку старики тридцатилетней давности, помнившие его и отдававшие должное его доблести и необыкновенным дарованиям, часто добавляли:

– Ну, он знал, что он хороший… Он был замечательный, но он знал, что он хороший. И он был фанатичен. Он мог быть фанатичным; и он был властным, тоже… А что касается Зака, – улыбались старики, произнося его имя, – ну, был и Зак. Он знал, что он хороший. Зак был удивительным… но никто никогда не говорил, что он был румяной фиалкой.

Джойнеры этого раннего расцвета не только «знали, что они хороши», но и не прилагали особых усилий, чтобы скрыть это. По-видимому, никто из них – разве что Роберт – не прятал свой свет под бушлатом. И правда, каждый из них по-своему – даже Теодор! – был светел.

Причины? Причины были сложными, но, пожалуй, первой из них было сознание того, что они имеют особое наследие. Первая жена «Медведя» Джойнера была «особенной женщиной»: она была креасманкой, а креасманы – «хорошие люди». Все Джойнеры из первой партии гордились своим происхождением от Кресманов. О самой Марте Кресман можно сказать немногое, кроме того, что она была хорошей женой, тихой и трудолюбивой матерью и пресвитерианкой. Последнее обстоятельство, как бы незначительно оно ни казалось, было очень важно: ведь оно свидетельствует о снобизме, который до сих пор более распространен в мире, и который Джойнеры из первой партии никогда не теряли.

Что касается второй жены «Медведя» Джойнера, то она была баптисткой. Первые Джойнеры – Зак и все остальные – всегда старались говорить о ней уважительно, но с оттенком неосознанного покровительства, что вызывало ярость у «деревенских кузенов» меньшей породы:

– Ну, она была очень хорошей женщиной, и все такое… Конечно – с какой-то нерешительной и сожалеющей уступчивостью – она была баптисткой… Я думаю, вы могли бы назвать ее своего рода религиозной фанатичкой. У нее были странные религиозные представления… Но она была хорошей женщиной… У нее были странные представления, но она была хорошей матерью для этих детей… Теперь все должны отдать ей должное!

Здесь, очевидно, и были корни великого раскола. Сам «Медведь» Джойнер, по-видимому, неосознанно разделял это предубеждение своих старших детей. К своей первой жене он, видимо, всегда относился с некоторым благоговением: ее семья была очень известна, и есть основания полагать, что, женившись на ней, он сделал значительный шаг вперед в мире. Ко второй жене он не испытывал подобных чувств: она принадлежала к племени баптистов с твердой оболочкой, и есть версия, что он познакомился с ней на лагерном собрании. Как бы то ни было, он «искал женщину для содержания дома», и именно в этом качестве он и женился на ней.