Он головы не поднимает, листает ленту телефона. Снова отворачиваюсь к окну.

- А завтра-то ты приедешь?

- Конечно, мам. Конечно, приеду. До Покровского осталось километров десять, если что, я буду какие-то участки проходить пешком. Я обязательно буду завтра.

Мама страдальчески вздыхает. И почто ей досталась такая дочь - уверена, именно так она и думает.

- Я этого не заслужила, - в более мягкой форме интерпретирует она мою мысль.

Утыкаюсь лбом в прохладное стекло, на котором от моего дыхания тут же появляется пятно. А я заслужила?

- Все будет хорошо, Надюш, - вклинивается папа, я улыбаюсь, не открывая глаз.

Сколько раз я слышала от него эти слова? Миллион. Иногда кажется, он повторяет их как мантру. Только в мантры он не верит, вот в чем проблема. Я точно не верю.

- Конечно, пап, - отзываюсь все же.

- Может, дороги почистят, и мы тебя сами заберем завтра. Ты ведь совсем рядышком. Считай, с нами.

- Да, так и есть. Ну пока, пап, скоро новый год уже, вы там за стол, наверное, садитесь.

- Давай, Надюш, звони, если что.

Вешаю трубку, снова тяжело выдыхаю на стекло. Пишу букву А - странно, но с тех пор как появилась Аленка, меня тянет писать ее имя. Даже когда на лекциях сижу, вывожу на полях. Аленка, девочка моя.

Поворачиваюсь и встречаюсь взглядом с Никитой. Наша девочка. У нее мои волосы, но глаза Ника - такие же, словно сонные.

Сжимаю зубы. Не о том ты думаешь, Надя, не о том.

- Мать пилит? - усмехается Ник, поднимая взгляд. Я криво улыбаюсь.

- В этом плане она стабильна.

- Я хотел сгонять вниз, прикупить что-нибудь в автомате, - встает он, потягивается, обнажая полоску кожи между джинсами и свитером.

Я отворачиваюсь. Совершенно не к месту лезут ненужные воспоминания. Было время, когда я могла его касаться. Когда он улыбался мне. Я обожала его улыбку, такую широкую, нежную, словно только для меня.

Когда улыбался Ник, я сама всегда растягивала губы в ответ. Просто не могла удержаться. Называла его чеширским котом, а он меня Соней, потому что я постоянно вырубалась. Уставала, совмещая учебу и работу в баре.

Сейчас лучше на Ника даже не смотреть. Мы просто оказались в безвыходной ситуации. Завтра разойдемся и продолжим делать вид, что почти незнакомы. Именно этим мы ведь сейчас и занимаемся, да?

- Тебе взять что-нибудь? - спрашивает Ник, двигая к двери.

- Нет, спасибо.

Когда он уходит, я захожу в ванную, смотрю на свое отражение в зеркале. Хорошо, что без макияжа, а то выглядела бы сейчас, как Мэрлин Мэнсон. Волосы убраны в хвост, который успел растрепаться. В остальном - все как обычно. Надя как Надя. Девочка с большими глазами. Ничего примечательного.

Гордеев возвращается без двадцати двенадцать, несет, задрав свитер на манер кармана, кучу всего. Высыпает на стол чипсы, орешки, шоколадки, газировку, воду.

- Ты там все купил, что было? - не удерживаюсь я. Ник тоже хмыкает.

- Я не жрал толком с обеда из-за этой долбанной пробки. Кстати, - подходит к сумке, открыв, достает бутылку шампанского, коробку конфет, и подарочную коробочку, набитую мандаринами.

- Набор для встречи нового года в любых условиях? - снова не удерживаюсь я от замечания, Ник смеется.

- В аэропорту купил. Но, как видишь, пригодилось.

Мы замираем вдвоем у стола, переглядываемся и тут же оба отворачиваемся. Вожу пальцем по шоколадке, не зная, что сказать.

- Как в целом у тебя дела? - спрашивает Никита, открывая пакет с чипсами. Пожимаю плечами.

- Нормально. Работаю помощником бухгалтера.

- Звучит страшно интересно, - мягко улыбается он. Шутит, конечно.