Когда она поняла, что мистер Фарнхэм считает её игру вполне сносной, ей удалось немного расслабиться, хотя её внимание по-прежнему было сосредоточено на игре. Вообще-то играть в паре с Фарнхэмом было не так уж сложно, и роль «болвана» давала ей прекрасную возможность продолжать то, чем она занималась все каникулы – наблюдать и изучать Хьюберта Фарнхэма.

Он ей нравился – и тем, как вёл себя в семье, и тем как играл в бридж: спокойно, вдумчиво, практически никогда не ошибался, а иногда играл просто блестяще. Она была восхищена тем, как он лишил противника выручки в последнем коне, когда она чуть было не погубила их обоих, по глупости сбросив туза.

Она знала, что Карен надеется обручить её с Дьюком за этот уик-энд, считая их вполне удачной парой. Дьюк был довольно привлекателен внешне – да и сама Карен была хорошенькой – и, к тому же, был бы для Барбары прекрасной партией: подающий надежды молодой адвокат, всего на год старше её, молодой и с цепкой хваткой.

Интересно, а надеется ли он сам овладеть ею за эти выходные? Может быть, и Карен втайне надеется на это, и сейчас с интересом наблюдает за тем, как разворачиваются события?

Нет, этому не бывать! Она, конечно, вполне согласна с тем, что один раз в жизни не повезло, но это вовсе не значило, что любая разведённая женщина абсолютно доступна. Чёрт побери, да ведь она ни с кем не лежала в постели с той самой ужасной ночи, когда собрала свои вещи и ушла. И почему это люди считают…

Дьюк смотрел на неё, она встретилась с ним взглядом, вспыхнула и отвела глаза. Теперь она смотрела на его отца.

Мистеру Фарнхэму было что-то около пятидесяти, так она помнила. По крайней мере, на вид ему можно было дать именно столько. Волосы уже начали редеть, седина, сам худощавый, даже худой, хотя и с небольшим животиком, глаза усталые, вокруг глаз морщинки, от носа к уголкам губ тянутся глубокие складки. Симпатичным его никак не назовёшь…

И тут с неожиданной теплотой она подумала, что если бы Дьюк Фарнхэм обладал бы хоть половиной мужественного очарования своего отца, то резинка трусов вместо защиты стала бы лишь слабым препятствием. И тут она вдруг почувствовала, что рассердилась на Грейс Фарнхэм. Какое оправдание может найти женщина, ставшая неизлечимым алкоголиком, раздражительная, жирная, позволяющая себе всё, когда у неё такой муж?

Эту мысль сменила другая – о том, что с годами Карен может стать такой же, как её мать. Мать и дочь вообще были похожи, если не считать того, что Карен пока не превратилась в жирную тушу. Барбаре вдруг стало неприятно думать об этом. Карен ей нравилась больше, чем кто-либо из подруг по учёбе, с которыми она имела дело после возвращения в колледж. Ведь Карен такая милая, благородная и весёлая…

Но, может быть, когда-то и Грейс Фарнхэм была такой же. Неужели любая женщина с годами становится раздражительной и бесполезной?

Закончился последний кон, и Хьюберт Фарнхэм оторвался от карт.

– Три пики, игра и роббер. Неплохо было заказано, уважаемый партнёр.

Она покраснела.

– Вы хотите сказать «неплохо сыграно». Заказала-то я многовато.

– Ничего. В худшем случае, мы могли потерять одну взятку. Кто не рискует, тот не выигрывает. Карен, Джозеф уже в постели?

– Занимается. Завтра у него контрольная.

– Жаль, я думал, что мы могли бы пригласить его сыграть. Барбара, Джозеф – лучший игрок в этом доме, всегда играющий смело тогда, когда это оправдано, к тому же учится на бухгалтера и никогда не забывает ни одной карты. Карен, может быть ты сама нальёшь нам чего-нибудь, чтобы не беспокоить Джозефа?