Никто и никогда не объяснял мне, что делать, если в такую вот страшную попадешь ситуацию. Но, видимо, я все делала правильно, потому что Ярополк шумно задышал мне в ухо, зашептал:

   - Возьми его. Давай сама сделай это!

    И я, отвечая на его слова, смело опустила вторую руку, сжав зубы. Одной обхватила твердую подергивающуюся не иначе, как от нетерпения, плоть, а второй нащупала-таки, легко коснувшись простых кожаных ножен, рукоять ножа. Не раздумывая, потянула за деревянную ручку, и так же, без размышлений воткнула клинок куда-то в живот. Он громко застонал. И стон этот был заглушен громоподобным хохотом двух других, ожидавших своей очереди. А я, пока насильник приходил в себя, вывернулась из-под его тяжести и сначала на четвереньках отползала подальше отсюда, а потом, ухватившись за дерево, встала и побежала прочь. Понимая, что теперь уж, если поймают, не жить мне! 

   Лязг мечей, доставаемых из ножен где-то за спиной, подсказал, что Ярополк меня обманул - они все вооружены были! И не пощадил бы и отдал потом остальным для надругания! И участь моя все равно была решена! Поэтому и сожалеть о его судьбе нечего!

    В темноте запутавшись в высокой траве, я снова упала на колени, но слыша ругань и крики сзади - потеряли, видно, меня, но рядом были совсем, близко - найдут, догонят - вскочила, рванулась изо всех сил и вдруг выбежала на поляну. 

    Здесь почему-то было светлее, чем в лесу, хотя солнце уже давно село, и ни единый луч его не касался земли. Мои преследователи как будто вдруг отдалились, как если бы ошиблись и в другом направлении вдруг пошли! Их голоса доносились издалека, так, как будто они за стеной очутились! А на поляне в трех шагах от меня стояли, склонившись к раненому, залитому кровью, трое мужчин.

5. 5. Данияр. Дар солнца.

     Боль... Что такое боль? Как описать ее? Как объяснить им, что-то говорящим, спрашивающим, что со мной происходит? Где конец её? А-а-а! Не кровь по жилам течет, а огонь - пламя обжигающее, рвущее плоть на кусочки, заставляющее рычать, не стонать, выворачивающее судорогой тело. И горло огнем охвачено - не вздохнуть, не крикнуть! А сердце бьется о ребра так, что того и гляди, прорвет грудину, одним толчком наружу выскочит в рубаху уткнувшись! И ногти, верно от силы, с которой сжимал кулаки, рвут кожу, впиваются в мышцы, тем самым принося еще большие мучения! 

     Кто-то из своих, из друзей, положил ладонь мне на шею, рану, из которой кровь текла, прижимая. И, повинуясь какому-то странному позыву, с которым даже сквозь боль я безуспешно пытался бороться, ногтями своими, вмиг разжавшимися, выпрямившимися, я полоснул по спасающей меня же руке. Чужой стон боли почему-то не отрезвил, а наоборот, заставил в ярости вскинуться из последних сил, подталкивая причинить человеку боль еще более мучительную! И желание это было страшнее боли, телу причиняемой! Я хотел убить его! Я хочу убить его! Я ничего так сильно не хочу! Но он ведь помочь старался - жизнь спасти, рану мою закрыть! 

    - Не прикасайся! - прохрипел чужим, страшным голосом, глухим и рокочущим, словно рев звериный.

    Испуганные голоса, окружавших меня мужчин, я узнавал. Я понимал, кто находится со мной рядом. И сквозь боль, сквозь пелену ярости, сквозь непонятную дрожь и странную пульсацию, зарождавшуюся где-то внутри тела, где-то в самом животе, я пытался их прогнать, чтобы спасти... От себя самого?

    - Данияр! Ох, что ж делать-то? - чуть не плакал всегда спокойный и рассудительный Некрас.