– Я не готова к перверсиям.

– Жизнь таких, как мы, – я и ты, – с точки зрения таких, как твоя мать – одна сплошная перверсия. Если хочешь жить, рекомендую с этим смириться. Если не хочешь – тоже. Ведь как суккуб, ты бессмертна. Как ты хочешь, чтобы я помог тебе, Николь? Могу показать, как сам питаюсь жертвой? Могу отпить пару глотков от твоей Чаши жизни? Выбирай, маленькая сестрёнка.

Выбрать было нелегко. Всё было равно противно и неприятно. Но Николь должна знать заранее, чтобы быть готовой.

Если она убьёт наследника Стрегонэ, добром это не закончится. Да и просто, если в дальнейшем она хочет жить полноценной нормальной жизнью (а она – хочет!), нужно понимать, что ждёт бедолаг, которым не посчастливится стать её мужчинами.

– Я хочу видеть, как это происходит.

– Как пожелаешь, маленькая сестричка, – повторил инкуб с улыбкой.

Он потянулся к Николь, проводя длинными пальцами по её щеке.

Она ощутила прикосновение руки Клода, ласковое и прохладное.

– Помни, люди идут к нам добровольно, по собственной воле. Они дарят нам часть жизненной энергии, служат нам, взамен же получат возможность воплотить самые запретны, самые тёмные свои мечты и желания. Ничего нового, маленький ангел. Договор, древний, как мир: демоны исполняет желания – люди платят жизнью. Это в лёгких случаях, когда речь идёт о таких мелких бесах, как я или ты. В худших же платить приходится душой и посмертием, но нам с тобой душа ни к чему. Мы не столь сильны и всемогущи. Мелким бесам достаточно жизни.

Голос Клода звучал шёлковым шёпотом. Он дразнил, ласкал, манил, обещал. Убаюкивал и затягивал в состояние полусна.

Свет убывал.

Они словно переместились в другое место, центром которой была круглая арена. В центре арены стояла обнажённая, стройная смуглая женщина с большой, крепкой грудью грушевидной формы. На шее её, чуть выше грудей, поблескивала серебристая цепочка с искрящемся в тусклом неоновом свете алмазом-каплей. Единственной одеждой были ярко-красные, блестящие сапоги на высокой острой шпильке. Дополняли образ острые чёрные ногти, ярко алые губы, в высокий хвост забранные чёрные волосы и густо подчёркнутые чёрной краской глаза.

В руке женщина держала длинный хлыст.

Зазвучала музыка, такая же ритмичная и жёсткая, как визуальный ряд. Женщина задвигалась в такт, вращая бёдрами, сексуально и призывно. Её взгляд овладевал сознанием. Разворачивающейся в руках хлыст ритмично ударял по земле, органично вплетаясь в общий ритм.

Суккуб улыбалась. Улыбка у неё была вызывающая, дерзкая, призывающая. Её руки с острыми чёрными заскользили по полушариям груди, приковывая внимание к тёмным кружкам сосков, наливающихся на глазах.

Николь почувствовала, как Клод обнимает её сзади. Как его руки обвиваются вокруг её талии.

– Она великолепна, не правда ли?

Ответить не получалось. Голову наполнял тяжёлый туман. Николь словно поразил сонный паралич. Тело сделалось тяжёлым, собственное дыхание – прерывистым. Каждый нерв на теле – предельно чувствительным. Грудь ныла от желания, чтобы к ней прикоснулись. В лоне вспыхнул пожар. Каждый нерв на коже умолял о прикосновении. Состояние было острым, почти мучительным.

Неважно кто и неважно как, но ей нужно было, нужно было прямо сейчас.

Всё, о чём получало думать, это о его твёрдом члене, упирающимся в ягодицы и руках, скользящих по телу.

«Это неправильно, так нельзя. Нужно это прекратить, пока не поздно», – но мысли будто вязли в ощущения, лишающих воли.

Каждое новое прикосновение было подобно ветке, брошенной в огонь – лишь заставляло костёр гореть сильнее и жарче.