– Саина, – строго сказала Леокадия Петровна, – тут в школе задержалась Айта из десятого класса, а по-моему, вам в одну сторону. Иди с ней, мне будет спокойнее.

От школы до моей панельки пройти нужно было два квартала, автобус в мою сторону не ходил. Вообще, я привыкла к этой дороге, но было одно место на пути, которое меня пугало.

Такие города, как наш, были расположены близко к лесотундре. Днём ещё ничего, но сумерки делали их совсем мрачными и крайне неуютными. Подобные города возникали из-за промышленных объектов, необходимых стране, и представителей иных наций в них было гораздо больше, чем якутов. После смерти папы мама увезла меня в большой город, в середине восьмидесятых ещё была работа, детские сады, школы. Но сейчас точно знаю, что город этот покинут и мёртв, девяностые внесли лепту.

Айту я, конечно, знала, её вся школа знала. Она была красавицей, и даже пацаны из младших классов по ней сохли. Кроме того, она была дочерью директора шахты, дающей работу всему городу, по тем временам мажорка.

– А разве её не забирают на машине? – наивно спросила я.

Леокадия Петровна обернулась ко мне с каким-то неодобрением.

– Её папу недавно сняли с должности, всё, какие ещё вопросы? Иди, она ждёт.

Вздохнув, я вышла из класса, портфель казался неестественно тяжёлым. Всю дорогу вниз по школьной лестнице меня занимала одна мысль: Кутх.

«Ну вот почему этот древний ворон так овладел моей несчастной головкой?»

В эти часы школа, конечно, была уже пуста, лишь только терпеливая гардеробщица тётя Мирра вязала носок, ждала, когда мы трое покинем школу, чтобы её закрыть.

Леокадия Петровна всегда задерживалась допоздна. Но её-то, кажется, забирал на «Жигулях» муж, а вот мы, бедные якутские девочки… Впрочем, Айта была чукчей, насколько я знала, наполовину. Её папа был казах, достигший больших высот в начальствующих сферах. А мама как раз из далёкого стойбища чукчей. Хотя такой же метиской была и я: дед – чукча, баба – якутка.

Айта стояла, повернувшись к школьному окну. Ох и роскошные у неё были косы, хотя к тому времени из моды они уже вышли. Я, кстати, тоже их по-прежнему носила, несмотря на насмешки одноклассниц. Как я поняла по облачку дыма, девушка курила «Беломор».

Я застыла, очень стеснялась её красоты, того, что она всё-таки десятиклассница. Тётя Мирра со своего места бросила на нас осуждающий взгляд и вновь углубилась в вязание. Айта резко повернулась и насмешливо оглядела меня.

– Леокадия просила тебя не бросать, любимая ученица. Сейчас папин шофёр приедет, но вынуждена огорчить: мы его отпустим. – Она смяла пустую пачку сигарет, щелчком отбросила её. – Идейная? Комсомолка? Не куришь?

– Только вступила, – смутилась я. – Очень боюсь того места, где подступает лес. Можно на машине?

В ответ она протянула руку, коснулась моих волос, и всё нутро пронзило разрядом тока. В этой девушке таилась невероятная энергия.

– Нет, пешком. Не бойся, никто со мной не тронет. По линии мамы дед – чукотский шаман, по линии папы тоже всего хватает, поверь.

Мы попрощались с тётей Миррой и вышли на улицу. До наступления сумерек было уже недалеко. Тут же лихо подкатила «Волга», шофёр, молодой парень, высунулся по пояс, весело выкрикнул:

– Айта Арстамбаевна, такси подано!

– Ну хорошо, – она оглянулась на меня. – Володя, вези к двум панелькам, к глазу Келе!

Я умоляюще заломила руки, но нужно было знать Айту – кремень!

Молодой шофёр, который ей явно симпатизировал, рванул машину с места. С заднего сидения я со смущением и горечью наблюдала, как его наглая рука елозит по её коленке, открытой из-за короткого платья. Айта обернулась, почувствовав мой взгляд, и сбросила Володину руку.