– Снова таишься? Прячешь все внутри? Но тебе ведь очень хочется заплакать сейчас, да?
Аркаша тряхнула челкой и быстро-быстро заморгала.
– Если бы я начала грустить и плакать… ничего бы не изменилось.
– Выдержка тоже ни к чем хорошему не может привести.
– Что ты от меня хочешь? – Голос Аркаши был слишком спокойным. – Чтобы я сказала это вслух? То, что чувствую? Что обида сжирает меня изнутри? Что я чувствую себя бутоном, который отделили от стебля? Я так сильно старалась выразить свою любовь. Я так сильно хотела защитить тетю Олю от порицания общества. Я так часто сдерживала слезы, потому что ее раздражали плачущие люди. Столько усилий, а она столь легко отказалась от меня. Чирк-чирк. Черненьким. Чирк-чирк. И меня для нее будто и не существовало. Как же так? Я же была такой идеальной…
– Плачь! – Гуча боднул Аркашу головой. – Поплачь хотя бы сейчас! Выплесни все то, что накопилось за эти годы.
– Но это бессмысленно. Слезы бессмысленны. Тем более бессмысленно плакать о том, что уже позади.
– Хватит держать в голове слова Ольги Захаровой! Прекрати подчиняться ее запретам! Будь честной сама с собой! И скажи прямо сейчас, чего ты хочешь!
Аркаша отпрянула и стукнулась спиной о скамью. Ее губы и руки затряслись.
– Говори! – настаивал Гуча. – Плачь! Говори! Плачь! Давай же!
– Я…
– Ольга Захарова для тебя все еще здесь, с тобой. Ты держишь ее при себе, хотя и твердишь обратное. Говори!
– Я… нет…
– Говори!!!
Аркаша встрепенулась и столкнула Гучу со своих колен. Быстро поднявшись на ноги, она дико заозиралась, а затем, будто только что заметив скамейку, со всего размаха пнула ее.
– Я не знаю, что мне делать! – взвизгнула Аркаша, вцепляясь в собственные волосы и снова падая на колени. – Что мне делать без тети Оли? Почему она не пришла за мной?! Мне было так страшно! – Первая слезинка прокатилась по бледной щеке. – Страшно! Как мне жить без нее?! Как?! Где я?! Чего хочу?! Раньше я знала, чего хочу, потому что хотела только одного! Что делать?.. Страшно… мне очень страшно… я боюсь, тетя Оля, боюсь… что же мне делать…
Слезы хлынули с силой водного потока, путь которому много столетий перекрывала ненавистная дамба. Аркаша плакала навзрыд, задыхаясь, хрипло вопя и впиваясь ногтями в траву. Глаза утратили способность видеть, разум опустел, щеки горели, горло исторгало воистину звериные крики.
– Не знаю… не знаю… – всхлипывала она. – Не знаю… что делать…
Что-то пушистое коснулось ее уха. Вздрогнув, Аркаша с силой прижала к себе Гучу и зарылась лицом в густоту его шерсти. Слезы текли, не переставая.
– Плачь, – ласково прошептал Гуча, уткнувшись носом в ее шею. – Это хорошо. Это нормально. Плачь столько, сколько хочешь. Теперь никто не запретит тебе делать это.
Наверное, это продолжалось не одно столетие – так показалось обессилившей от слез Аркаше. Весь свой запас, все, что таилось внутри, наконец-то прорвалось наружу. И она стала легкой. Разум обратился пустой чашей, а сама она стала воздушным шариком. Парящей и невесомой.
– Эй, Аркаш, мы, конечно, еще с тобой плохо друг друга знаем, но я буду очень стараться. – Гуча аккуратно завозился в ее объятиях. – И поддержу тебя во всем. Во всех твоих начинаниях. Так что, давай, просто начни.
Аркаша шмыгнула носом.
– Спа… спасибо…
– И разрешаю вытереть об меня сопли, – торжественно провозгласил Гуча, и Аркаша глухо кашлянула в его черно-белую шерстку. – Получше стало?
Девушка неуверенно кивнула.
– И мне. – Гуча облегченно вздохнул. – Прости, что не могу обнять тебя, но ты можешь меня тискать, когда пожелаешь.