Но вместо звонка в полицию он предложить накормить меня в ближайшей закусочной. Ее вытяжки выходили на улицу, от сочных запахов мой пустой живот сворачивался в трубочку.

Кое-как доплелась до кафе.

Я сняла ветровку, а под ней — изъеденный молью свитер. Кто-то сердобольный оставил у мусорного контейнера, а я подобрала. Запашок от меня, думаю, был еще тот.

Заложив руку за руку, я в упор смотрела на доброго самаритянина.

— Где живешь? — спросил он.

— Я космополит. Мой дом — весь мир!

На слове «космополит» его бровь приподнялась.

— А где родители?

Подошла официантка. Стала раскладывать на скатерти столовые приборы, завернутые в салфетки, и все косилась на меня. Я поймала ее взгляд и положила локти на стол с таким размахом, что звякнули друг о друга солонка с перечницей. Официантку как ветром сдуло.

— Родители? Понятия не имею.

Они были алкоголиками, меня забрало государство. Из одной ямы бросило в другую.

А потом наступило самое приятное время за последнюю неделю — официантка принесла заказ. Я таких вкусных гамбургеров в жизни не ела! Помню, сижу, чавкаю, проверяя границы терпения своего благодетеля, и все думаю, что же ему от меня надо. Знала же, что бывает с девушками после таких вот бесплатных ужинов.

Я жевала и поглядывала по сторонам. Примечала, куда сбежать, если что, кого на помощь позвать. Заодно у барной стойки приметила женщину с приоткрытым рюкзаком. Страшно вспоминать, что тогда творилось в моей голове. Там, кроме инстинкта самосохранения, ничего не было.

— Почему боишься прикосновений? — допытывался он.

— Брезгливая.

Я не собиралась ему рассказывать — даже за три порции таких вот гамбургеров — что последним человеком, который меня до него касался, был сторож в детдоме. Молодой еще мужик, приятный на вид. Однажды ночью, когда мне, как обычно, не спалось, я зашла к нему в коморку попросить сигарету. Он угостил. А потом решил взять плату.

Я долго с ним боролась — пока рукой не дотянулась до телефона на столе. Вмазала сторожу трубкой по голове — и бегом. Возвращаться в детдом не собиралась: думала, вернусь — убью мужика. Потом еще много лет я чувствовала на себе его пальцы.

— А деньги откуда берешь? Воруешь? — не унимался мужчина.

— Работаю. На кухне.

Это был мой первоначальный план — устроиться в теплое место, на любую зарплату, лишь бы еда была под боком и крыша над головой. Но ни в одной столовой, ни в одном даже самом захолустном кафе на работу меня не взяли: ни документов, ни разрешения родителей. Да и вид у меня был потрепанный, голодный.

Мужчина скользнул взглядом по моим волосам. Да, подумала я, насчет кухни завралась, признаю. Меня в таком виде даже обслуживать не рады — не то что на работу брать.

— А десерт, дяденька, устроите? — спросила я, облизывая пальцы.

Он покачал головой, сказал, денег больше нет.

На улицу я не торопилась — успею. Все ждала, когда он предложит к нему домой за деньгами сходить. У меня и складной ножик при себе был для таких приглашений. А мужчина откинулся на спинку стула, достал из кармана орех каштана и то сжимал в ладони, то перекладывал из руки в руку, точно псих.

— Я учитель, — произнес он, копаясь в моих глазах. — Хочешь, помогу в техникум поступить?

— А чего в техникум, — ухмыльнулась я, — давайте сразу в универ!

— Можно и в универ, — поразмыслив, ответил благодетель. — Хотя обещать не могу.

Первое, о чем я подумала, что у меня наконец появился шанс изменить жизнь. На секунду передо мной возник образ: я, в красивой одежде, сижу в просторной светлой аудитории, где каждый ряд парт располагается на своем уровне, как в американских фильмах. На доске множество заковыристых формул, и я их всех понимаю. А второе, о чем я подумала, что у детей с улицы бесплатный сыр бывает только в мышеловке.