Вместо ответа Глеб стал дирижировать деревянной лопаткой, которой только что переворачивал скворчащие отбивные.

— О, а это что? «Кьянти»?! — Ксения едва ни прижалась лбом к балконному стеклу. — Откроем?

Мурлыча себе под нос песню, Глеб кивнул. Вытер руки о полотенце, откупорил бутылку. Его заполняло приятное чувство: когда кажется, что все идет по плану, и любое отступление, любой экспромт только приближает к цели.

Они ужинали в спальне, на полу, расстелив плед. Музыка становилась все чувственнее — или Глебу так казалось?

Ксения расцветала, на нее невозможно было насмотреться. Он любовался этим диким экзотическим цветком, наслаждался его видом и ароматом, зная, что прикасаться нельзя, даже попытки не делал. И, возможно, из-за этого Ксения чувствовала себя такой раскованной. Она хохотала над его репликами, касалась пальцами своих разгоряченных щек, подтрунивала. По ягоде скормила ему с рук гроздь винограда, пока они вспоминали слова песен любимой обоими группы «Битлз». Послушали ее. Переключились на джаз. А потом Глеб предложил Ксении сыграть в «Дубль».

— Правила просты, их поймет даже опьяненная «Кьянти» женщина. — Глеб поправил стопку круглых карточек, две из них положил на пол рубашками вниз. — Кто первый увидит одинаковые картинки, тот называет изображение и накрывает карточки рукой. На что играем?

— На желание, — предложила Ксения, и Глебу показалось, что в тот момент улыбались только ее губы — не глаза.

Игра получилась шумной, суматошной и азартной. Пару раз они едва не подрались из-за карточек! Глеб поддавался, дразнил ее, но ближе к финалу выиграл.

— С тобой весело, Стрелок, — заключила Ксения и подбросила карточки над головой — настоящий картонный дождь. — Но я устала.

И в тот момент они поняли, что после половины бутылки вина Глеб не может отвезти ее домой. Других вариантов Ксения искать не стала. Разделась за ширмой, закуталась в простыню. Она сама предложила Глебу переночевать рядом с ней на матрасе, больше было негде. Только никаких прикосновений — иначе отправит его спать на пол.

Ксения заснула мгновенно, а Глеб все лежал, подперев голову рукой, и смотрел на ее силуэт, скрытый под простыней.

На тугую косу Ксении и крохотный неприкрытый участок ее плеча ложился ровный свет луны. Казалось, эта не настоящая картинка, а фотография или кадр из фильма, или инсталляция в музее.

Никаких прикосновений.

Но ради этих мгновений Глеб продал бы душу дьяволу. Еще раз.

— Вы хорошо прочувствовали моих героев, Граф. Мне невыносимо приятно… или просто невыносимо… но в любом случае я прошу вас уйти. Уже поздно.

Сейчас, в темноте, Граф лежит примерно так же, как Глеб, а я, соответственно, исполняю роль Ксении. Чувства, которые мои герои испытывали друг к другу, настолько наэлектризовали пространство той, вымышленной, квартиры, что просочились в реальность. Я чувствую влечение, которое испытывала Ксения, ее любопытство — и ее страх. А еще ощущаю на себе жажду обладания Глеба, физически — мурашками по коже. Его ненасытность, жадность, раздирающие эмоции.

Поэтому я хочу как можно быстрее избавиться от Графа.

— Вы рискуете пропустить самое интересное, — не сдается он.

Это вряд ли. Потому что «самое интересное» сегодня со мной уже произошло — когда я поцеловала Графа.

Даже по первому касанию можно понять — а тем более это легко сделать тому, кто чувствителен к подобным вещам, — что ты совпадаешь с другим человеком. Это редкое явление. Оно рождает притяжение, даже зависимость. И мне безумно жаль, что таким человеком стал для меня Граф. Потому что наша война не может окончиться перемирием — кто-то обязательно проиграет. И я готова на все, чтобы этим «кем-то» оказался Граф.