Однако в его памяти на лица я по-прежнему сомневалась.

И разубедиться в своей правоте мне не пришлось - Никита ни словом, ни взглядом не намекнул, что у него есть ко мне какие-то вопросы или претензии, и в его поведении ничто не указывало на утрату доверия ко мне. Притворяться он не умеет, да и не станет, а значит, можно выдохнуть.

В следующую пятницу, мой последний учебный день перед летней сессией он забирает меня из универа и везет в "наше" кафе. У них есть столики и на веранде, и эти дни в конце мая вполне могут соперничать по жаре с июлем, но мы всегда выбираем сидеть внутри - не люблю есть у всех на виду. И Никита тоже. В этом, как и многом другом, наши мнения совпадают.

Мы делаем заказ, и как только официант удаляется, Никита кладет руку поверх моей.

- Кира, мне… я должен тебе что-то сказать.

Он так серьезен, даже как будто грустен, что я сразу напрягаюсь. Автоматически ожидаю худшего из возможных вариантов, заранее боюсь, что он собирается сообщить мне что-то неприятное, даже страшное.

Он не продолжает, будто ждет от меня ответной реплики, и я спрашиваю напряженным голосом:

- Что сказать?

- Мне нужно уехать.

- Куда? - Так вот какое ощущение называют "гора с плеч".

Я на самом деле чувствую, будто сбросила с себя огромную тяжесть, избавилась от бетонной плиты, прогибающей меня, придавливавшей к полу. Он всего лишь собирается уехать, а не бросить меня, и не смертельно болен - даже не знаю, откуда у меня появился такой страх. Наверное, надо меньше слушать новости и жуткие рассказы однокурсников.

- В Вашингтон.

- Куда?! - у меня против воли вырывается нервный смешок.

Для меня что Вашингтон, что Сатурн - звучат примерно одинаково нереально. Не могу расценивать его заявление иначе, как шутку.

- В столицу Штатов, - терпеливо поясняет он, а в его взгляде мне мерещится сочувствие или даже жалость. - Сразу после защиты диплома, не дожидаясь его получения, я уеду в Америку. На год или около того.

Я пытаюсь осмыслить услышанное, но не могу зацепиться ни за одну мысль. Их попросту нет. В голове пустота, вакуумная и монотонно гудящая.

Подходит официант, ставит перед нами заказанные напитки. Когда он уходит, я выдавливаю из себя:

- Когда?

Похоже, меня зациклило на вопросительных местоимениях. Но сейчас это не кажется мне забавным.

- Защита через неделю. Самолет на следующее утро, - он говорит сухо, чисто излагает факты, а у меня в горле застрял комок, мешающий и говорить, и дышать.

Я не понимаю, как он может быть таким спокойным, когда мой мир рушится. Рушится у него на глазах.

Как может он так спокойно говорить о расставании? На целый год! Я и дня без него не могу, как я буду жить этот год?! Что я буду делать? Я разучилась существовать без него. За последние тридцать месяцев дней, когда мы не виделись, наверное, едва ли наберется больше недели, и при этом мы всегда были на связи. За время вместе Никита проник во все аспекты моей жизни. Уехать сейчас - это как оставить меня без воздуха.

Но ничего из этого я ему не говорю. Как всегда, не смею обнажить свои чувства даже перед ним. Или особенно перед ним.

Собираюсь внутренне, чтобы спросить максимально деловито:

- У тебя и виза готова, и… всё? - последнее слово предательски срывается на шепот.

- Виза у меня давно есть. Она трехлетняя, и в ней еще больше половины срока.

- А… зачем?

Хочу спросить, зачем он туда едет и почему так надолго, деловая ли это поездка или отдых после напряженных лет учебы, но хватает меня лишь на одно слово.

- На стажировку, - отвечает он на все вопросы сразу и, улыбаясь, спрашивает: - Ты же не собираешься плакать? Не рви мне сердце, Кира. Самому тошно и, честно говоря, ужасно неохота, но так надо. Я не могу это перенести или отказаться. Обещаю, год пролетит незаметно, и я буду названивать тебе каждый день. Даже несколько раз в день, пока не надоем. Буду будить тебя посреди ночи из-за разницы во времени.