- Ты удивлена, что я помню такую мелочь? Это снова разбивает в пух и прах твою теорию о моей забывчивости.

- И это тоже. Но больше меня удивляет, что тебе известно это имя.

Еще совсем недавно я мучилась тем, откуда Дэн знает, как зовут Никиту, и вот у меня дежавю, только действующие лица поменялись местами.

Он на секунду задумывается.

- Мне казалось, я всегда его знал, но, наверное, нет. Вика называла его по имени, когда приходила выступать в твою защиту.

"Ох уж эта Вика и её излишняя откровенность…"

- Так почему ты до сих пор носишь в рюкзаке эту крышку? Тебе так дорога память о первом свидании не со мной?

Времени на то, чтобы придумать убедительный ответ, нет, спонтанно врать я не умею, поэтому приходится признаться:

- Выкинуть рука не поднимается. Когда я ее сохраняла, для меня это было важно. И хоть это давно не так, я не готова с ней расстаться.

- Тебе не кажется это странным?

- Нет. Викин цветок, насколько я знаю, всё еще у тебя, - парирую с вызовом, хоть вовсе не планировала огрызатья.

- Ладно, давай есть, пока твой крем-суп корочкой не покрылся, - великодушно заканчивает он неприятную тему.

Я радостно хватаюсь за эту возможность, потому что знаю, что если бы Никита попросил меня выкинуть крышку, я бы это сделала, но мне этого не хотелось. Не знаю, почему я за нее цепляюсь, ведь по факту и не вспоминаю о ее наличии, пока не нахожу в рюкзаке. Из-за этого и не выложила дома до сих пор - натыкаюсь на нее не чаще чем раз в полгода, когда меняю зимний рюкзак на летний. И не задумываясь, просто перекладываю в новый. Как карточки, как телефон, как паспорт, как упаковку жвачки - что-то обязательное и важное.

И это совершенно точно никак не связано с чувствами к Дэну - их попросту нет, а, сравнивая мои эмоции от встреч с Дэном с тем, что я испытываю по отношению к Никите, сомневаюсь, что они вообще были. Это точно было не те самое чувство. Что-то другое. Чему я затрудняюсь дать определение и оценку.

Интерес, быть может…

В любом случае, когда Дэн пропал из моей жизни, я этого почти не заметила. Когда же, всего через неделю, из нее пропадет Никита, я если не умру с горя, то утону в слезах и депрессии. И в страхе, что мы не выдержим это испытание временем. Что наши отношения разобьются о горечь разлуки, как корпус Титаника о льды Атлантики.

А главное - я буду изводить себя мыслями, что там Никита встретит кого-то лучше, красивее, интереснее меня. И каждый день буду бояться снова услышать от него "Кира, я должен тебе что-то сказать".

Не хочу быть брошенной. Не хочу когда-нибудь испытать это на себе. Я этого просто не вынесу. Уж лучше расстаться сейчас, сразу, глаза в глаза, чем жить, словно наступила на противопехотную мину, и малейшее движение неминуемо ведет к самоуничтожению. Не хочу так. Не. Хочу.

- Идем? - спрашивает Никита, оплатив небольшой счет - от десерта мы единогласно воздержались.

Кивнув, я слезаю с высокого стула и плетусь следом за ним к выходу из кафе.

А как только мы оказываемся на улице, я быстро и уверенно говорю, пока не передумала:

- Давай расстанемся на этот год. Чтобы никаких привязок, никаких обязательств. Если через год, когда ты вернешься, оба еще будем свободны, снова станем встречаться.

Он замирает на полушаге. Потом резко разворачивается.

- Че за бред?..

- Это не бред, - запальчиво продолжаю я, уверяя и его, и себя в классности моей идеи, мысленно отчаянно желая, чтобы он отказался. - Это самый логичный выход. Ты будешь там, я здесь. Мы не будем видеться, и наверняка чувства очень скоро остынут, и кто-то станет тяготиться тем, что несвободен. А так было бы проще всем.