Оборачиваюсь и натыкаюсь на запыхавшегося мужчину лет пятидесяти. Взгляд бешеный, сам он аж красный, седые волосы торчат в разные стороны, руки все в крови, как и белая мантия. Мантия… доктор?

— Вы лекарь? — тут же уточняю я, решив проигнорировав его вопрос. Тут человеку плохо.

— У вас есть болеутоляющее? — возвращаюсь к мужчине, надеясь, что местный лекарь не начнет зачитывать лекции и расчехлит свой полураскрытый саквояж, висящий через плечо, на полную.

— Леди, вы с ума сошли? Отойдите от мужчины!— гаркает мужчина, кидает в меня огненный взгляд, так и говорящий “ты кто вообще такая, чтобы командовать и лезть под руку профессионала”.

— Он умрет от болевого шока, если будем спорить! — выпаливаю я ничуть не менее агрессивно, чем местный лекарь. Не раз в таких ситуациях была. Ты либо берёшь напором с первой попытки, либо проиграл и твой пациент — мертв.

Глаза мужчины округляются на пол лица, но больше он не сорит.

— И без вас вижу! — шипит лекарь, опускаясь на землю, и расчехляет саквояж. — Отойдите уже!

Действует о быстро, четко, потому не вижу причин лезть под руку. Оборачиваюсь к женщине, что тихо хлюпает носом рядом. У нее рассечена рука, а в ране виднеются щепки.

— Потерпите, — говорю ей, чтобы не вздумала дергаться, достаю шипцами щепки, и выливаю последнее, что у меня есть. А вот перевязать уже нечем.

— Лекарь! — оборачиваюсь, чтобы попросить у него материал. Плевать, что я ему не нравлюсь, сейчас мы за общее дело.

— Держите! — он уже сам сует мне бухту белой тряпки.

Надо же, следил, смотрел?

— Помощники вернулись? Сюда! Этого на носилки, в повозку и в столицу! — командует лекарь, а затем оглядывается. На улице сидят человек двадцать, не меньше. Не все из них ранены, многие просто рядом, пытаясь помочь. Еще дюжина людей, все это время носившихся к лекарне, возвращается с пустыми ведрами. Тут пахнет дымом, гарью, болью…

— Господин лекарь, как же быть? От лекарни ничего не осталось? — подбегает к лекарю полноватая женщина. Судя по чепчику на голове, нарукавниках и перепачканному фартуку, предполагаю, что она медсестра.

— А бездна его знает. Ко мне их вести далеко, а осмотреть тщательнее надо, — говорит лекарь, и он прав. Первая помощь оказана, но нужно убедиться, что не осталось скрытых травм.

— Ведите ко мне, — решаю я, раз уж выбора нет.

Вокруг только покосившиеся домики, столб сизого дыма на месте, где была лекарня, и мой двухэтажный особняк. Очевидно же, что нужно делать.

— К вам? — уточняет лекарь.

Я все еще ему не нравлюсь, но вижу, что этот господин в первую очередь будет думать о пациентах. На улице вечереет, толком ничего не видно, а в воздухе все сильнее пахнет грозой.

— Леди Кайрон, временно живу в этом доме. Место есть, вода найдется, а вот лекарств не осталось, — сообщаю ему, и лекарь, соизмеряв меня взглядом, кивает.

— Спасибо, леди Кайрон. Ваш поступок благороден, — выдает он, и в это раз в этом голосе действительно звучит признательность, но скептицизм на лице остаётся.

В следующие полчаса мы медленно перемещаем пациентов в дом. Кого-то заводим, кого-то несут подоспевшие из лекарни санитары-мужчины. Тут же находятся и женщины.

В основном они суетятся как служанки, помогая Вириан и Эшле, размещать людей, чуть ли не на полу, потому что мест особо нет. Зато нарастающая гроза за окном не помешает осмотру.

Этим осмотром и занимается лекарь, давая назначения своим пятерым подчиненным, из которых три женщины и двое мужчин. И те разбирают пациентов в соответствии с гендерным признаком, как и предупредила меня Вириан еще вчера.