София Руд Старая жена, или Развод с драконом

1. Глава 1. Конец или начало?

“Он не ценит тебя, мам”, — эхом звучат в голове слова, сказанные так много лет назад, но больно сердцу именно сейчас.

Взгляд скользит по деревянным стенам дачной кухни, останавливаясь на распахнутом черном чемодане, куда Аркадий Николаевич Семенов с непривычной ему скоростью и ловкостью закидывает вещи.

Надо же, а последние сорок лет истинно уверял, что сам не сможет собрать чемодан. Поэтому собирала я.

— Ну чего ты так смотришь, Ольга? — рычит на меня.

Кидает упрекающие взгляды, будто это я на старости лет заявила, что жить с ним больше не хочу. Хотя, чего лукавить, были времена, когда я не хотела.

Были времена, когда становилось невыносимо, но я терпела. Сначала дочь была маленькой — она у нас долгожданный ребенок, а там девяностые. Потом школа, а квартиру никак не разделишь, потом университет.

Но к этому сроку уже как-то притерпелось. Свыклась, что даже самая трепетная любовь проходит, и ты становишься для человека не важной и ценной, с которой пылинки сдувал, а просто соседом по дому. И, если даст бог и ум самих людей позволит, то другом.

Другом я Аркашу и считала последние пятнадцать лет. Другом ему и была, даже когда он копчик повредил, и год толком ходить не мог. Лежал, ворчал. Терпела.

“Кто ж ему еще поможет на старости лет? А так хоть стакан воды друг другу подадим”, — думала я.

Не подаст.

— Ольга, я с кем разговариваю? — рычит Аркаша.

Злится. Вон каким красным стал. Как помидорина с седой макушкой и залысинами на висках.

А злится должна я.

— Не нервничай. Давление подскочит, — только и говорю ему, собираюсь выйти на веранду, а он с завидной резкостью преграждает путь.

И ревматизм куда-то испарился, да?

— Чего ты от меня хочешь? — спрашиваю я, а в голосе звучит такая адская усталость, что просто хочется упасть здесь замертво.

Но нет, такое удовольствие я Аркадию Николаевичу не доставлю. Еще его переживу со своим больным сердцем.

— Ты уже все сказал. Или что, чемоданы помочь собрать? Обратись к Наталье, — хочу сказать спокойно, но имя соседки по даче щипящей болью срывается с языка.

Вроде, уже не молодая, вроде и сердце и ум закалились с годами. А больно. Противно до удушья.

Только подумаю, сколько раз эта Наталья приходила в мой двор, сколько щебетала тут о рассадке, выпрашивая то ростки, то соль, то сахар. А я, воистину, слепая — за все это время даже не заметила, что ей приглянулся Аркадий.

Хотя не он, а деньги, чего уж тут таить? У нас только квартира общая, а все остальное, включая эту самую дачу, на которой я двадцать сезонов провела, лелея цветы, и отстраивая новые громадные комнаты, — мужу по наследству перешло.

— Ну вот зачем ты все так выворачиваешь? Попросил же тебя не истерить! — злится Аркадий, да все испытывает взглядом, а я отчего-то улыбаюсь.

В горле горечь, душу будто камень придавил, но в то же время слез нет. Давно, видно, высохли. Это какая-то другая обида саднит сердце.

— Смешно тебе, Оля? Думаешь шучу?!

— Да какие уж шутки, Аркаша, если даже документы на развод мне к утреннему чаю привез.

— Тогда чего корчишь из себя благородную? — психует он.

Ей богу, мне кажется, что ему сейчас лет восемнадцать, а не шестьдесят. Он был таким же вспыльчивым, когда мы познакомились.

— А что мне нужно делать? Ты просил не истерить, я не истерю. Захотел уйти — отпускаю. Чего еще ты от меня сейчас хочешь? — первые слова выкатываются усталостью, а последние – с той самой болью, которую я уже давно не ощущала.

Она как-то заглохла, притупилась. Стала частью меня за эти долгие годы. А теперь вот по-новой начинает рвать душу. Так же остро, как и в первый раз.

— Я хочу нормально все решить! Спокойно! А ты тут цирк устроила! Строишь из себя жертву, Магдалену всепрощающую. Хочешь чтобы тебя пожалели, а меня мерзавцем выставить? Дочке плакаться будешь?

— Не смей! — отрезаю я, и в груди разрастается такая ярость, что Аркадий все считывает по глазам. Отступает. — Не смей в это впутывать дочь. У нее своя жизнь и свои проблемы.

— Как же достала своей нравственностью! Вот поэтому я от тебя и ухожу. Ты меня душишь! Такая правильная, все делаешь идеально! Звезда больницы! Все тебя слушают, и даже главврач расхваливает, а я, так — твоя тень.

— Вот это, Аркаша, ты зря. Это я всегда была в этом доме твоей тенью.

— А теперь будешь Старой тенью! Развалюхой никому не нужной!

— Аркаша, — перебиваю его я. — Все сказал? Вот и иди. К молодой и свежей. Я свой песок за собой сама соберу, — говорю ему прямо в глаза, а у самой лишь одна мысль внутри.