– Чекменев Вадим, – представился молодой человек. – Это я пострадавшего привез.

– Почему обратно не уехали?

– Хотел дождаться результатов, узнать, выживет ли парнишка, – ответил Вадим. – Наша смена закончилась, а свободным временем мы вольны распоряжаться на свое усмотрение.

– И машину на станцию возвращать не нужно? – удивился Абрамцев.

– Вообще-то нужно, – Вадим улыбнулся. – У нас в Александрове не так много работы, как в столице. Иной раз за ночь ни одного вызова, а машин на станции целых пять, так что они и без наших «колес» справятся.

– Вы каждый случай так близко к сердцу принимаете, что аж от отдыха отказываетесь?

– Что вы! Конечно, не каждый, – Вадим замахал руками. – Просто парнишку уж больно жалко. Молодой совсем – и такое испытание.

– Настолько все плохо? – в голосе Абрамцева зазвучало сочувствие. Стоявший перед ним медбрат сам не так давно вышел из юношеского возраста, и, судя по реакции, происшествие сильно на него подействовало.

– Вы про то, что случилось в вагоне? – догадался Вадим. – Да, это было ужасно! Не знаю, может быть, вы привыкли к таким сценам, но мне теперь простреленные тела, лежащие поверх груды писем, будут до конца жизни сниться.

– Можете рассказать, что увидели, когда прибыли на место? – попросил Абрамцев.

– Так вы там еще не были? – лицо Вадима удивленно вытянулось. – Я думал, туда-то вы в первую очередь поедете.

– Сейчас там мои товарищи работают, а я к свидетелю приехал. Не знал, что он так плох и не сможет со мной пообщаться.

– Вот оно что! Тогда понятно, – Вадим с минуту помолчал, прикуривая очередную сигарету. – Что ж, попытаюсь передать словами то, что увидел.

Сигнал на станцию «Скорой помощи» поступил от начальника железнодорожного вокзала в семнадцать сорок. Он сообщил следующее: больной истекает кровью, возможно огнестрельное ранение, и пострадавших может быть больше. Станция находится в десяти километрах от вокзала, бригада собралась за считаные минуты, и в семнадцать сорок шесть была на месте.

Когда прибыла бригада «неотложки», Леонид Седых был в сознании. Он лежал на перроне, голова покоилась на чьем-то портфеле. Рядом, прямо на земле, сидел мужчина в строгом костюме. Обеими руками он прижимал к груди Леонида хлопчатобумажную футболку, которая насквозь пропиталась кровью. Женщина средних лет смачивала водой носовой платок и прикладывала ко лбу раненого, а вокруг собралась толпа зевак. Медики взяли инициативу в свои руки, попросили зевак разойтись и приступили к осмотру.

– Мы сразу поняли, что рана серьезная, медлить нельзя, но начальник поезда, который, когда мы приехали, также был на перроне, сказал, что необходимо осмотреть еще троих. Сказал, они в вагоне. С нами был врач, он занимался раненым парнем и приказал мне идти с начальником поезда и оценить обстановку. Вместе мы вошли в вагон. Там находились еще трое пострадавших. Первый, кого я увидел, пожилой мужчина, лежал в центре вагона в луже собственной крови. Его я даже не осматривал, только пульс на шее пощупал для порядка. Ему прострелили горло. Пуля прошла навылет, повредив сонную артерию. Смерть наступила в течение двух с половиной, максимум трех минут. Он попросту истек кровью. Второму выстрелили в спину. Судя по тому, что я видел, пуля прошла по касательной, но вошла в печень, и это стоило парню жизни. Третьего застрелили в упор, выстрел опалил рубашку. Пуля прошла через сердце, после выстрела он не прожил и секунды. Осознав, что из всей группы выжил только один, я поспешил на перрон и доложил врачу о результатах осмотра. После этого мы уложили больного на носилки и повезли в Склиф.