- Потерпи немного. - Послышался внезапный ответ. Но она уже плохо разбирала его слова сквозь дымку. Проваливалась куда-то, падала вниз.

Несколько движений и все закончилось. Боль постепенно отступала.

Девушка не видела, но почувствовала, как мужчина слезает и становится легче. Ощущала, как из разгоряченного отверстия вытекает сперма. Простынь намокала. И теперь уютная, хоть и старая бабушкина квартира превращалась в ад. Чужое, опасное место. Она уже не слышала, что он говорил, все заволокла темнота.

Руки и ноги вздрагивали сами собой. Глаза закатывались отнюдь не от удовольствия. Нервные мурашки расползались повсюду. Лина издавала какие-то звуки, пыталась пошевелиться.

Фаренгейт отдышался. Он стоял и смотрел на безжизненно бледное, измученное тело. На запрокинувшуюся голову, приоткрытый от боли рот. На изгибы темных бровей, которые сейчас встретились посредине лба, образовав морщинку.

«Такая холодная…» - прошептал мужчина, удивляясь. «У нее ледяная кожа».

Казалось, что первичный приступ злости прошел и он просто оглядывал результат. И… не то чтобы был им доволен. Почему? Она была права?

Одни только мысли об этом злили. Внутри разрасталась пустота. Тяжелая, одинокая, словно тонны железных плит… пустота. Удовольствие от проделанной мести не наступало. Руки опускались сами собой.

«Я имел на это право» - повторял он сам себе, сжимая кулаки. Ведь это не плохо, делать так, чтобы человек получал по заслугам? Когда сломал чужую жизнь. Ни много, ни мало… сломал жизнь. Так Индиго считал, ведь в тот день, когда над ним смеялись все ученые лица страны, его жизнь кончилась. Но началась другая. Полная обиды, ненависти, и желания уничтожить.

«Я не плохой. Я просто отомстил. А даже если я стал плохим при этом, мне плевать. Ты – хуже» - зрачки вновь сузились, и стали бесконтрольно носиться по глазу, вместе с голубой радужной оболочкой.

Все это имело место быть в его тяжелой, замутненной голове, ведь… не существует убежденно плохих людей. Каждый думает: «я делаю так, как лучше». И он так думал. Для себя ли, для общества ли. Даже самый отъявленный уголовник, даже террорист-убийца в глубине души будет считать, что его разрушения это есть созидание. Даже самое ужасное, мерзкое, безжалостное разрушение в его глазах - созидание.

Так что плохих людей нет. Есть одержимые, и... тупые. В остальном, все люди хорошие. По крайней мере, они так считают.

И он так считал. Но Индиго тупым не был, напротив. Сейчас ему казалось, что хорошие люди имеют право совершать возмездие, иначе кто, если не они? Кто накажет человека, который погубил чужую жизнь? Бог? Судьба? А что если нет?

Сейчас этот «хороший человек» смотрел на свою жертву, и внутри продолжала разрастаться пустота. Как яд, как заражение, как эпидемия клеток всего тела. Опустело. Но легко не становилось. Слишком тяжелая пустота.

Он не спешил развязывать. Через минуту мужчина злобно стиснул зубы и вышел из комнаты.

Сделав над собой волевое усилие, Лина повернула голову в сторону, осматриваясь, и, уже по инерции, пыталась пошевелиться. Слезы катились по ледяному лицу, падали на кровать.

Она пыталась вращать запястьем, быть может, получилось бы достать руку из ремня...

Но он был затянут слишком сильно, так же, как и на щиколотках. Скомканное верблюжье одеяло валялось где-то на полу, и девушка не могла им накрыться. Холод усиливался, охватывал голое тело. Обрывки одежды валялись рядом. Каганер положила согнутые в коленях ноги на одну сторону, и попыталась прислушаться. Этот мужчина еще в доме, хотя вокруг царила оглушающая тишина. Каганер постепенно провалилась в тяжелый глубокий сон, похожий на забвение. Иногда чувствовала чьи-то горячие руки. Иногда плед… но не понимала, происходит ли это на самом деле.