Кормили узников мало и плохо, в основном какими-то вегетарианскими блюдами, которые совершенно не восполняли силы, а лишь заглушали чувство голода и не давали погибнуть. Питьевую воду в графине меняли регулярно. Справлять естественные нужды водили по требованию, под конвоем. Особенно не били. Не разговаривали. На вопросы не отвечали, а если какой пленник досаждал расспросами, то могли и ударить. Досаждал, как правило, Лайгон. Он маялся от пребывания в камере, от недостатка информации и от того, что разговоры с Ферондом уже наскучили. За эти три недели они успели обсудить, казалось, всё на свете. Маг пересказал брату множество книг, и тот даже слушал и не засыпал, поскольку ему тоже было скучно, тоскливо и он желал хоть как-то скрасить своё пребывание в плену.

Валинкарцы обдумали все возможные и невозможные планы побега, но при детальном рассмотрении все они, как один, оказывались нереальными. Недлов было много. И даже теперь, когда пленники исхудали, и по их виду было ясно, что сбежать они вряд ли смогут, одолев стражу, недлы к ним всё равно приходили большим количеством и соблюдали все меры предосторожности.

И вот настал момент, когда недл сам заговорил с ним. О, это был вовсе не тот недл, о котором пленники мечтали, и который должен был однажды решиться освободить их, осознав, что они заслуживают жизни. Это был просто один из четырёх пришедших с новым графином недлов. Они уже собирались уходить, как один не выдержал, подошёл к решётке и злорадно заметил:

- Последний день ваших жизней. И он ничем не отличается от тех, что вы провели тут раньше, только лишь вы стали ещё слабее и ничтожнее.

Валинкарцы не ответили, а недлы расхохотались, уходя прочь. Маг вздохнул: они проиграли. Недлы глумились над ними, и были правы. Глупая, бестолковая отсрочка смерти на три недели ничего хорошего не дала.

- Как проведёшь последние часы жизни? – поинтересовался Лайгон, даже не пытаясь скрыть досаду и горечь в голосе.

- Не знаю, - пожал плечами Феронд. - Предамся воспоминаниям.

- Это занятно, - поддержал его идею маг. – А я, пожалуй, посплю. Знаешь, за время, проведённое здесь, я уяснил, что сон – самое доступное развлечение, к тому же единственное, которое тут у меня есть, - он зевнул и улёгся на пол, подтягивая колени к груди. - Если вдруг вспомнишь что-то, чем захочется поделиться – буди меня, не стесняйся!

Феронд хмыкнул. Всё, чем он мог и хотел поделиться, было давным-давно рассказано и не по одному разу. Он не мог уснуть, как это сделал маг. Его сердце томилось тоской. Той самой, которая поселилась в его душе с момента странного разговора с незнакомцем в балахоне. Об этом случае мужчина не вспоминал до этого момента. Да и не вспомнил бы, но смутно уловимый запах багульника и свежести в этом затхлом воздухе заставил его почему-то вспомнить именно тот разговор. Ведь предупреждали его и о Гриноре, и о горах. Правда, при чём здесь его общение с Лайгоном и он сам, мужчина не мог понять, сколько ни пытался. Разум цеплялся за тот диалог, который несчастный валинкарец плохо помнил и не мог детально воспроизвести в голове. Он искал там ответы на вопросы, основным из которых был простой: как же так получилось? Ведь ничего не предвещало беды, а простая поездка к горам обернулась пленом и неизбежной смертью.

Он долго мучился, вспоминая, обдумывая, анализируя. Это здорово помогало убить время, но мужчина с ужасом понимал, что каждая минута раздумий – это время его жизни, утекающей, как песок сквозь пальцы. Оставалось недолго, и он узнает, что недлы придумали для них. Он полагал, что не просто так из него сольют кровь. Перед этим наверняка ещё вдоволь поглумятся и припомнят им ложь насчёт яда. Только вот как припомнят? Разобьют ещё статуи или всё-таки решат доставить физическую боль? И, наверно, наконец, покажутся всем своим населением. Сколько их здесь обитает? И по сколько крови валинкарца хватит каждому из них? В голову измученного Феронда лезли самые неподходящие, глупые и не нуждающиеся в ответах вопросы.