Непроизвольно расслабляюсь, прилипая плечом к дверному косяку, становясь на одну ногу как цапля.

Киваю, не в силах связно ответить. Испытывая облегчение оттого, что Калугин не планирует устраивать истерику.

– Как провели вечер? Твоя мама говорила, что вы поехали в клуб вспоминать юность, – ровным тоном докладывает он, а я всё вглядываюсь в его лицо, ища подвох. Но не обнаруживаю его там. Вообще ничего, кроме добродушной улыбки. Знакомой и тёплой.

– Дискотеки – не моё, ты же знаешь, – устало произношу стандартную фразу.

Лукавлю. Ведь на самом деле понятия не имею, что моё, а что – нет. Потому что всю жизнь поступаю как надо. И далеко не всегда так, как хочу.

– Ты присаживайся, чего встала? – кивает на стул.

Кухня у нас маленькая, но уютная. И я оседаю на стул, сама не понимая зачем. Калугин тут же ставит передо мной тарелку с дымящимися блинчиками и плошкой сметаны.

– Володь, спасибо тебе за всё, – вполне искренне произношу я. – Но мы всё равно разводимся.

Спина почти бывшего супруга каменеет. Он замирает, а я чувствую, как очередной блин подгорает на сковороде. По комнате разносится запах гари.

Нервничая и не зная, куда деть руки, я складываю румяный блинчик, любовно уложенный на моей тарелке, макаю в сметану и засовываю в рот. Вкусный. Как и всегда. Повезёт новой жене моего мужа. Наверное.

– Хорошо, Есения, будь по-твоему, – огорошивает меня, заставляя проглотить непрожеванный блинчик, и тот тугим комком оседает в желудке.

На подобный поворот событий я и не рассчитывала, ожидая чего угодно, но только не понимания. Думала, Калугин избавился от адекватности в день, когда я застала его с любовницей.

И его ответ дарит надежду, что не всё потеряно. Если у нас не получился хороший брак, может, выйдет отличный развод?

Володя усаживается напротив. На его лице усталость и грусть. И я с трудом перебарываю в себе желание по старой привычке обнять его и сказать, что всё будет хорошо. Ведь мне самой так хотелось услышать эти слова.

– Ты права. Я накосячил. Жаль, что эту ошибку ты не можешь мне простить. – Супруг смотрит в пол, и мне кажется, я вижу перед собой того самого мужчину, которого знала.

Возникает ощущение, что вновь встретила потерянного друга.

– Понимаю, Володь. Понимаю, что хочешь нормальную семью. Просто тебе следовало всё честно со мной обсудить. Я ведь не держала бы. – Говорить становится сложнее. Грусть затапливает сердце. Хочется разреветься от ощущения глубокой потери.

Калугин накрывает мою руку своей. С ухоженными блестящими ногтями и гладкими подушечками пальцев.

– Хочу, Сень. Но люблю-то я тебя. – Он поджимает губы, порывисто поднимается со стула. – Ты тут поживи. Я съеду. Не буду тебе докучать.

Ошарашенно смотрю, подумывая о том, что, возможно, я всё же ошибалась. Что в тот раз муж говорил на эмоциях, а на самом деле он вот такой, как сейчас. Добрый, чуткий, заботливый.

Мне даже вдруг хочется ответить, что это вовсе ни к чему, но на такое благородство я не нахожу в себе сил.

Пока я скрываюсь в ванной, Калугин спешно собирает манатки. Не знаю, что он там побросал в чемодан, который обычно берёт в командировки, но не успела я умыться, как супруга и след простыл.

Но почему-то вместо грусти, возникшей от нашего разговора, после ухода мужа я испытала лишь облегчение.

Но, несмотря на это, день в одиночестве дома тянулся долго. Не знала, чем себя занять. Вопреки твёрдому решению не иметь ничего общего с Глебом, всё равно нервно вздрагивала каждый раз, получая СМС-сообщения на телефон. Втайне надеясь увидеть строчку от друга брата. И бесясь на себя за это желание.