— Ты мне не говорила, — шепчет он.

Меня потряхивает. Усмешка бледно-красным режет лицо.

— Нет, нет, конечно, нет… С какого-то момента! Потому что каждый раз, когда ты слышал что-то о моём самочувствии, физическом или моральном, ты морщился, словно сожрал лимон. И тогда я перестала говорить. Но даже за то, что я лежала, загибаясь от боли, за то, что не улыбалась, ты осуждал меня. Ты был недоволен. И мне приходилось делать вид, что всё нормально. Чтобы не тревожить твою блядскую нежную натуру. И мне даже приходилось с тобой спать и прилагать огромные усилия, чтобы притворяться, что мне нормально и в то же время не потерять сознание от боли. Тебе было нормально. Ты себе сладко спал дальше, а меня потом рвало кровью, и я ночами плакала в туалете. Вот как это было. Я не хотела потерять ещё и тебя. И всё, что я делала, на что мне хватало сил — симулировать, улыбаться. Потому что ты не верил, что мне больно, а твой врач каждый раз со смехом прописывал глицин. И тебя это устраивало. Хотя нет… Ведь ты всё это время трахал Машу. Почему ты был против того, чтобы я легла в больницу? Может, тогда и не оказалось бы меня на том мосту…

— Сдать тебя, просто отделаться? Я дал тебе время справиться самой, — бросает он, поднимаясь. С видом таким, будто может ударить, если не уйдёт. — Я думал, что ты сильнее. Что сможешь взять себя в руки. Моя мать и без всяких врачей переживала вещи и похуже.

Меня трясёт от беззвучного плача. Прикрываю лицо ладонями, ничего уже не отвечаю. В дверь звонят. Дамир отходит чтобы впустить, по всей видимости, врача.

Мне срочно нужно успокоиться.

12. Глава 12. Оксана

Я сажусь ровнее, выпрямляю спину, вытираю слёзы. Лицо красное, опухшее, наверное, но с этим уже ничего не поделаешь. Конечно, может этот доктор по одному лишь моему лицу сделает вывод, что я больная истеричка с каким-нибудь бешенством матки… Доверять врачам, особенно тем, которых приводит Дамир, сложно…

Хотя всё это неважно, я должна попытаться сделать всё, от меня зависящее, чтобы…

— Добрый день, Оксана Викторовна, — вздрагиваю от неожиданности, ведь даже не поняла, в какое мгновение высокий молодой человек вошёл в комнату.

Окидываю его взглядом, не сразу разглядываю черты лица, потому что перед глазами плывёт от нервов. Голос холодный, манера речи неспешная. Здравствуйте, доктор Менгеле. По коже пробегают холодные, неприятные мурашки.

— Здравствуйте, — отзываюсь я, поджав губы от напряжения.

Дамир тяжёлой походкой пересекает спальню и останавливается у окна с руками в замке и за спиной.

— Какие симптомы? — всё так же холодно произносит незнакомый молодой мужчина.

— Я же уже всё рассказал, осмотрите её, — прерывисто отвечает Дамир. То ли от гнева, то ли от волнения он сейчас едва ли не подавится своими эмоциями.

Мужчина усмехается. Теперь я, наконец, могу разглядеть черты его лица. Шатен, волосы с серым отливом, пряди до затылка. Скуластое лицо с квадратной челюстью, прямой нос, разрез глаз будто с небольшим прищуром. Будто с приклеенной навечно издёвкой.

— Вообще-то, — тянет он, — я спрашивал у вас.

Говорит со мной, а не с ним.

Это какая-то уловка?

— Я бы хотела вас попросить позвонить в полицию, — отвечаю как можно более спокойно, чтобы не показаться сумасшедшей. Ещё больше, чем уже есть. И с этими словами откидываю одеяло, чтобы показать наножник. Ну, мало ли, он не в курсе. — Дело в том, что мой муж выкинул мой телефон в окно, не даёт мне ни с кем поговорить, держит здесь силой, буквально приковав к кровати.

— Оксана, — едва ли не рычит Дамир. — Хватит! Дай себя лечить, хватит нести бред…