– Разумно. А можно спросить, почему ты не хочешь начать прямо сейчас? Зачем ждать осени, если ты все равно все лето собираешься работать?
Оливия, вздохнув, прикусывает губу.
– Наверное, я сейчас покажусь избалованной девчонкой, но у меня есть трастовый фонд. Однако я не смогу им распоряжаться, пока мне не исполнится тридцать.
– Но?..
– Но мать сказала, если свадьба пройдет гладко, она отдаст его мне раньше.
Нахмурившись, пытаюсь понять, какая связь между трастовым фондом Оливии и свадьбой ее матери.
– Она постоянно так делает. В детстве я намного больше времени проводила с отцом. Росла на острове, ходила здесь в школу, жила с ним и только на лето уезжала к маме. Конечно, я… не соответствовала ее представлениям о хорошо воспитанной девочке. И она… подкупала меня, чтобы я не позорила ее перед друзьями.
Невольно морщусь от шока и отвращения.
– Да, звучит ужасно. Но на самом деле… все было нормально. Но ей очень важно, чтобы свадьба прошла гладко и понравилась ее кругу, вот ей и нужны гарантии, что я… не заставлю ее краснеть.
– Понимаю.
Трудно сказать, что я обо всем этом думаю. Оливия такая милая, вовсе не скажешь, что ее мать такая жутко нарциссичная. Отчасти мне ее жаль, и в то же время в чем-то наши истории похожи. Меня тоже учили с разными людьми вести себя по-разному. Пускай моей матерью была самая сильная и удивительная личность из всех, кого я знаю, она тоже учила меня показывать людям лишь тщательно отредактированную версию себя, чтобы добиться желаемого. Так я и делала с тех пор, как поняла, что не у всех людей по отношению ко мне добрые намерения и чтобы победить их, мне надо самой стать такой, как они.
Снова вспоминаю, как Кэт и Эбби убеждали меня стать более открытой, завести друзей, давать людям шансы и не устраивать ежеминутные экзамены.
Возможно, они правы. Возможно, не стоит проверять, способны ли люди меня заслужить, не показав им даже части своей настоящей личности.
Возможно, начать стоит с Оливии.
– Знаешь, я ведь тоже выросла в подобном кругу. Не в «Приморском клубе», конечно, но концепция была… та же.
– Мир богатых, – улыбается Оливия.
– Ага. Детство мое прошло иначе, но после смерти отца мать получила страховку и… стала стараться ради меня. Больше у нее ничего не осталось – только я и возможность обеспечить нам лучшую жизнь. Она открыла свой бизнес, а после на вырученные деньги основала благотворительный фонд «Двигаться дальше».
– Вау, как круто! – искренне восхищается Оливия.
– Так и есть. Я равняюсь на нее. Но я сейчас о том, что у нас с тобой много общего. Мы обе стараемся найти опору в этом мире, – я киваю на окружающую нас роскошную обстановку, – хотя порой и не чувствуем себя в нем как дома.
Она с улыбкой кивает.
– Очень… Очень хорошо сказано. Я раньше не могла сформулировать, что именно чувствую здесь, – она откидывается на спинку стула и сидит теперь в более раскрепощенной позе. – Я будто все время боюсь ударить в грязь лицом перед мамой и всеми этими людьми. И не могу переключиться, даже когда ухожу к папе или куда-нибудь в пустынную часть острова.
– У меня есть две подруги, – улыбаюсь я. – Единственные люди, с которыми мне комфортно быть самой собой. И когда я сюда приехала, они заявили, что я должна стать более… открытой.
С губ Оливии срывается смешок.
– Прямо как мой папа. Вечно мне это твердит. Он… Он вырос в нормальной среде. Не похож на маму, не купается в деньгах, не вращается в высшем свете. И не понимает всего этого.
– Сложно понять, если оно тебя не било по башке. – Оливия кивает, что ж, явный прогресс. – Ладно, раз ты была со мной откровенна, и я скажу начистоту: я тоже хочу, чтобы свадьба твоей мамы прошла хорошо. Не только потому, что это моя работа, но и потому, что хочу открыть собственное агентство по организации мероприятий. И надеюсь, что это торжество принесет мне множество полезных контактов. А еще мне хотелось, чтобы в следующем году, если все пройдет хорошо, меня снова пригласили сюда работать. – Оливия понимающе кивает. – Но вернемся к стажировке. Дедушка хочет, чтобы ты поработала со мной?