— Простите еще раз, — произнесла она с искренним сожалением в голосе. — Я просто... не придумала, куда еще пойти.

Муратов бросил на нее хмурый взгляд из-за плеча.

— Тебе реально было некуда пойти? — Даша отрицательно покачала головой. — Подружки? Родственники? — уточнил он, но безуспешно. — Парень?

— Не отвечает, — призналась она шепотом, чувствуя себя донельзя жалкой: что ж она за человек такой, если умудрилась дожить до девятнадцати лет и не обрасти крепкими связями с другими людьми?

В памяти, словно ей на зависть, непрошено всплывали отрывки из многочисленных фильмов и книг, где героям всегда было к кому заявиться без предупреждения и посреди ночи. Похвастаться подобным Даша, очевидно, не могла, и оттого еще горче чувствовалось ее неожиданное одиночество.

— Ясно, — ответил Муратов невыразительно.

Даша не нашла, чем заполнить возникшую затем паузу. В вернувшейся тишине, намного менее комфортной, чем любая, даже самая вялотекущая беседа, ей было особенно сложно притворяться спокойной и сдерживать сиюминутно прорывающиеся наружу проявления нервозности.

Муратов, имевший вид совершенно равнодушного к окружающей его действительности человека, быстро заставил стол едой и посудой: две кружки с чаем, запакованные в вакуум нарезки сыра и колбасы, разноцветные пачки сладостей — в местных магазинах Даша никогда таких не встречала и предположила, что те приехали вместе с хозяином прямиком из Штатов.

Наконец, сев напротив нее на стул, он заговорил снова:

— Ешь. Полноценный ужин предложить не могу, поэтому будем кусочничать.

Сейчас, когда Даша впервые за этот бесконечный вечер получила возможность перевести дух, и дальше игнорировать сводивший желудок голод удавалось не так легко. Тем не менее никуда не исчезнувшее чувство стыда перевешивало ее желание наброситься на еду без оглядки на приличия.

— Нет, что вы... Кхм, то есть ты. Ты не обязан меня кормить.

Ее неуверенно озвученное заявление вызвало у Муратова смешок.

— Не обязан, — просто согласился он. — Предлагаешь тебя голодом морить?

— Я дома поела, — соврала Даша, сама не понимая зачем.

— Ложь. — Муратов кинул в ее сторону подозрительный взгляд.

— Почему сразу ложь? — возмутилась она скорее из любопытства, чем из искреннего намерения отстоять свой обман.

— Если меня не подводит память — а она меня никогда не подводит, — произнес он почти насмешливо, — то ты во вчерашней одежде.

— И что? — ощетинилась Даша на его снисходительный тон.

Похоже, что для Муратова она была не только дочерью врага, заглядывающей к нему на чай второй день подряд без веских на то причин, но и в целом несуразной девицей. Казаться ему... «соплячкой» — так, вроде бы, он обозвал ее в их первую встречу? — Даша отказывалась.

— Учитывая, что десять минут назад ты рыдала у меня под дверью и затем призналась, что тебе некуда пойти... — напомнил Муратов прямо не очень приятные для ее гордости факты. — Сомневаюсь, что тебя сначала покормили, а потом выгнали из дома.

— Может быть, я сама ушла? — резко предложила Даша альтернативу.

— Хм. — Уголок его губ чуть дернулся. — Я склонен считать, что от хороших родителей дети не сбегают в никуда посреди ночи.

— Не слишком ли категорично?

Чувство голода вновь отошло на второй план. Странно, однако разговаривать с Муратовым ей, похоже, нравилось. Уже не единожды Даша была вынуждена признать, что всерьез увлеклась диалогом, ненароком умудрившись позабыть о его, как правило, не слишком приятных истоках.

— А ты как думаешь? — откинувшись на спинку стула и скрестив руки на груди, Муратов уставился на Дашу с нечитаемым выражением глаз — то ли оценивающим, то ли жалостливым. — Я вполне представляю, как должно быть плохо в родном доме, чтобы свалить на улицу без гроша и планов.