Наконец, с той стороны металлической двери заскрежетали замками, и спустя секунду подъезд озарило теплом домашнего освещения. На пороге стоял Артем Муратов и очевидно не понимал, по каким причинам вынужден уже три дня подряд видит дочь своего врага.

— Опять ты? — искренне удивился он. — Не думаешь, что ты как-то зачастила?

— Я... — едва начав говорить, Даша была вынуждена умолкнуть: горло свело спазмом, и несколько мгновений она боролась с внезапным онемением голосовых связок, неподвижно уставившись на хозяина квартиры, по-прежнему стоявшего на пороге.

В пустоте этого секундного ступора ее мозг продолжал обработку поступающей информации, безучастно отмечая окружающую обстановку и внешний облик встретившего ее на пороге Артема Муратова. Его влажные и оттого чуть вьющиеся на кончиках волосы, перекинутое через шею махровое полотенце, серую ткань местами прилипающей к его груди футболки, свободные спортивные штаны — все в нем ярко напомнило Даше, насколько ее здесь не ждали.

Артем наблюдал за ее затруднениями, вздернув бровь, и, похоже, не догадывался, в каком состоянии она на самом деле появилось у него на пороге. Впрочем, спустя лишь пару секунд выражение его глаз вдруг резко переменилось, став из забавляющегося напряженным и озадаченным, а затем, одну короткую вспышку озарения спустя, злым:

— Это что? — спросил он требовательно. Даше потребовалось проследить за направлением его взгляда: сумка. Она совсем забыла об оставленной у ног спортивной сумке.

— М-мои вещи.

— Вещи, — повторил он, будто не совсем доверяя услышанному.

— Д-да.

— И что здесь делаете ты и твои вещи?

Впервые в жизни Даше довелось понять, что значит «одолела немота». Мысленно решая заговорить, она тем не менее не могла даже беззвучно пошевелить губами, словно весь ее речевой аппарат схватил паралич. Слезам, однако, ничего не мешало, и те уже катились у Даши по щекам напоказ Муратову.

— Понятно, — протянул он досадливо, не дождавшись словесного ответа на свой вопрос. — Заходи уже, — он сделал шаг в сторону и тут же был вынужден раздраженно заметить: — Заходи, сумку я сам возьму.

Она быстро нырнула внутрь коридора и снова замерла неподвижной статуей. Стыд проступал на ее щеках пылающими красными пятнами, и жар от прилившей к лицу крови немного привел Дашу в чувство.

— Не стой в пороге. — Закрыв дверь, Муратов повернулся к ней и кивнул в сторону кухни: — Разувайся и проходи, дорогу знаешь. — Последняя фраза, сказанная с легкой насмешкой, заставила Дашу потупить взгляд и начать поспешно, с нервной неловкостью избавляться от куртки и ботинок.

Недавние крикливые упреки матери вновь эхом раздавались у нее в голове. Сейчас, находясь в доме совершенно чужого человека, ничем ей не обязанного, Даша действительно казалась себе никчемной иждивенкой, способной вернуться под родительское крылышко вопреки принципам, только бы не сталкиваться с суровой реальностью.

Спустя несколько долгих и полных ощущения собственной неуместности минут она и Муратов заняли кухню. Под шум закипающего чайника Даша наконец решила объясниться:

— Извините, — пробормотала она пересохшими губами, — что я опять...

Однако Муратов почти сразу ее перебил:

— Давай уже на ты. Я не привык слышать «вы» по отношению к себе, напрягает.

— Напрягает? — удивилась Даша неосознанно.

— Да. Я конечно тебя старше, но не настолько. Поэтому давай без лишних формальностей.

— Хорошо.

— К тому же, — усмехнулся он и подхватил с подставки вскипевший чайник, а Даша вдруг страшно смутилась, поняв, что слишком пристально наблюдает за движением мышц на его напрягшейся руке. — Ты оказываешься у меня в гостях чуть ли не каждый день.