Она, слегка пошатываясь и гордо подняв голову, направилась к выходу. Изюмов не отставал.

– Милая, желанная! Я провожу вас!

Девушка передала номерок пожилому швейцару с медалями, выхватила у него легкую шубку и бросилась к парадным дверям.

– Госпожа Бессмертная, куда же вы? На улице ночь! Это невозможно, сударыня! – воскликнул Изюмов, торопя швейцара со своим номерком: – Шевелись, милейший! – И снова обращаясь к девушке: – Умоляю, я мигом!

Неожиданно Табба налетела в дверях на какого-то господина и, подняв глаза, увидела поэта Рокотова.

Он спокойно смотрел на нее.

– У вас что-нибудь случилось, мадемуазель? – бархатным голосом произнес он. – Вас кто-то обидел? Вы поссорились?

– Нет-нет… Ничего особенного. – Артистка неожиданно оробела и как-то по-детски сжалась. – Просто утром надо пораньше в театр… Репетиция.

– Позволите проводить вас?

– Не знаю. Не знаю… – Табба оглянулась в сторону замершего Изюмова и зло бросила ему: – Не опоздайте на репетицию, сударь! – И тут же решительно кивнула Рокотову: – Проводите, если возможно. Так лучше будет.

Рокотов открыл перед ней дверь, оглянулся на переминающегося с ноги на ногу молодого артиста и негромко посоветовал:

– Ступайте спать, сударь. А то ведь проспите репетицию и вам же будет худо.

* * *

Табба снимала квартиру в доходном доме на Васильевском острове, путь до нее занимал не менее получаса.

Пролетка неслась по темному пустому городу, актриса и Рокотов сидели вплотную друг к другу. Поэт держал девушку за руку, несильно сжимая ее. Оба молчали.

Лишь однажды поэт склонился к девушке и полушепотом спросил:

– Вы дрожите… От прохлады или вас напугал пьяный господин?

– Не знаю, – пожала она плечами. – Наверное, и то, и другое.

– А он кто? Действительно ваш коллега?

– Коллега… Сумасшедший коллега. Я устала от него. Манерен, глуп, дурно театрален! У него даже речь как у персонажей из Островского!

– Хотите, я его пристрелю? – то ли в шутку, то ли всерьез спросил Рокотов.

Она испуганно взглянула на него.

– Вы на это способны?

– Я на все способен, – загадочно ответил он, затем добавил: – Ради вас.

Поэт осторожно приобнял ее, прижал к груди, стал гладить рукой по шубке, жалея и успокаивая.

Неожиданно спросил:

– Почему вы отдали графу часики?

– Какие часики? – повернулась к нему актриса.

– Часики графа. Вы вначале накрыли их ладошкой, потом все-таки решили вернуть Константину.

– Вам показалось, – резко ответила Табба. – Вам все показалось. И не говорите больше глупостей.

– Прошу прощения.

Миновали Дворцовый мост, поехали в сторону Васильевского острова, и наконец пролетка остановилась.

– Я провожу вас? – негромко спросил поэт, не отпуская руку девушки.

– Нет, я сама, – нервно ответила Табба.

– Вы не хотите попить со мной кофе?

– Как-нибудь в другой раз. – В голосе девушки прозвучала неуверенность.

Неожиданно Рокотов властно взял руками ее лицо и стал целовать – без стеснения, жадно, страстно.

Табба в какой-то миг коротко оттолкнула его, затем издала звук, похожий на стон, и ответила таким же искренним и ненасытным поцелуем.

Они целовались довольно долго. Поэт не отпускал девушку, заставляя ее задыхаться, едва не терять сознание.

Табба вдруг пришла в себя, словно очнувшись, испуганно и трезво взглянула на мужчину, с силой ударила его кулачками в грудь и рванула на себя дверцу.

– Не смейте!.. Не смейте же!

Поэт не стал преследовать ее, из пролетки он наблюдал, как Табба бежит, мелькая в редких лучах электрического света и кутаясь в воротник пальто.

Перед парадным она остановилась, резко оглянулась и скрылась за дверью.