– Самые крохотные.

– Изложите их мне.

Гришин вытер рукавом вдруг вспотевший лоб.

– Вначале два условия, князь. Во-первых, прошу не касаться скандала, который случился со мной несколько лет тому назад.

– Самострел?

– Именно так.

– Второе?

– Я прошу дать мне полную свободу в поисках материала. Никакого давления, спешки, недоверия. Я соскучился по работе, и не в моем интересе затягивать ее, плутать, врать. Предпочитаю действовать честно, без моргания глазами.

– Я принимаю ваши условия, – кивнул Икрамов.

– И третье…

– Все-таки третье?

Гришин поднял на него тяжелые, навыкате глаза.

– Жалованье. Оно должно быть достойным, чтобы не думать о куске хлеба, который я должен принести в семью.

– Хорошо, – согласился князь. – Я доложу господину обер-полицмейстеру, и, думаю, он решит этот вопрос, – помолчал, снова улыбнулся. – Теперь соображения по работе, Егор Никитич?

Тот сложил ладони лодочкой, подумал.

– Я уже встречался с Мироном Яковлевичем, и мы наметили некий план действия. Начнем с того, что занесем в картотеку всех особ женского пола, имеющих увечья надбровной части лица.

– Как вам это удастся и насколько быстро?

– Вас торопят?

– Есть такое.

– Через своих агентов, ваше высокородие, мы соберем сведения, систематизируем их, после чего начнем вести тщательную слежку за наиболее вероятными личностями.

– А почему увечья именно надбровной части лица?

– Дама, возглавлявшая налеты, прикрывала черной повязкой как раз этот лицевой сегмент. Не думаю, что ею руководило желание эпатажа. Скорее всего, некое увечье. А это уже серьезная зацепка.

– Но возможны и другие варианты наличия той же кисеи или повязки на глазу? Например, желание максимально скрыть лицо.

– Зачем?

– Понятно, зачем. Повести полицию по ложному следу, сбить с толку, максимально запутать историю.

– Нет, ваше высокородие. Преступники в своей массе много глупее, чем мы себе представляем. Составлять хитроумные схемы, чтобы самим же в них запутаться – это не для наглого и бесцеремонного налета. Поверьте моему опыту, все значительно проще и натуральнее.

– Хорошо, – поднял ладони Икрамов. – Вы много опытнее меня в вашем ремесле, поэтому я доверяю вам. Просьба… Если у вас появится некая ясность в ведении дела, обязательно проинформируйте в первую очередь меня.

– Можете в этом не сомневаться, ваше высокородие, – Гришин пожал протянутую руку Икрамова и покинул кабинет.

…Был ранний вечер. Варвара Антошкина уже покинула кабак на Конюшенном, где провела не один час в бесполезном глазении на полупьяных и пьяных мужиков, стала ловить случайного извозчика. И вдруг от неожиданности даже застыла.

В кабак направлялись два господина, и один из них был азиат.

Антошкина отмахнулась от подкатившего лихача, поискала глазами возможного городового и увидела его на другой улице в каких-то ста шагах.

Заспешила к нему.

– Чего тебе? – недовольно спросил тот, видя спешащую к нему деваху.

– Слушай сюда, – торопливо заговорила та. – Зови еще пару фараонов, возможно, будем крутить одного господина.

– Совсем сбрендила, манька? – возмутился городовой. – Гляди, как бы саму сейчас не скрутил в участок.

Антошкина достала из кармана нижней кофточки филерскую бляху, сунула ему чуть ли не под нос.

– Понял? Зови подмогу и топчитесь возле того кабака.

– Долго топтаться?

– Пока не появлюсь. А как свистну, сразу его и хватайте. Косенький такой, азиат!

Городовой с недоверием посмотрел ей вслед, затем поспешил в сторону двух полицейских, прогуливавшихся на углу Невского и Екатерининского канала.

В кабаке половина столов была свободна. Варвара бегло оглядела помещение, наметанным глазом вмиг поймала азиата и его приятеля в дальнем углу – это были Жак и Китаец, – направилась к соседнему с ними столику.