Михелина опустилась на колени, стала целовать его мокрое от слез лицо, глаза, губы. Поручик отвечал взаимностью. От счастья, восторга он не мог все еще успокоиться. Затем они опустились на пол, и их ласки продолжались здесь.

После этого была постель. Она была первой и для девушки, и для молодого человека. Ласки, страсть, нежность были бесконечными. Бесконечным было и познание друг друга, от которого влюбленные потеряли счет времени, забыли о стенах, в которых находились, не замечали наступающего утра.

…Михелина вернулась в барак, когда каторжанки уже проснулись, толпились возле умывальника, причесывались, натягивали одежду.

При появлении молодой воровки все затихли. Она, слегка покачиваясь и улыбаясь, прошла к матери, крепко обняла ее, прошептала в самое ухо:

– Я буду спать, мамочка… Мне разрешили.

Сонька без слов откинула одеяло, помогла дочке прямо в одежде улечься, бросила:

– Спи… Поговорим потом.

Перед встречей с Гришиным князь Икрамов провел короткое разносное совещание со следователями Потаповым и Конюшевым. Они были вновь не совсем готовы к разговору, что вызывало прямое раздражение Ибрагима Казбековича.

– Как я понимаю, никаких новостей о банковских грабежах у вас нет, и в ближайшее время они вряд ли появятся?

– На подобное, ваше высокородие, наскакивать аллюром вряд ли стоит, – вежливо и холодно объяснил Конюшев. – Мы работаем с агентурой, разрабатываем варианты по направлениям, а их более чем достаточно – от политических до откровенно криминальных, не считая залетных гастролеров.

– Это все?

– Увы. Но мы не стоим на месте, ваше высокородие. Если учесть…

– Учитывайте не в моем кабинете… У вас такая же песня? – посмотрел князь на Потапова.

– Не работа, а песня, – попытался отшутиться тот.

– Если нечего сказать, пойте!

Следователь смутился, забормотал:

– Мы, ваше высокородие, восстанавливаем былые связи, завязываем крючочки, занимаемся более глобальными проблемами.

– Глобальными? – удивился князь. – Россия и без того уже ими завалена! Масштабов уйма, дел никаких.

– Если позволите…

– Позволю, когда будете готовы! Каждое утро ровно в девять доклад о ходе работы!

– Разумеется, – склонил голову Потапов. – Но должен повторить, ваше высокородие…

– Каждое утро ровно в девять.

– Будет исполнено.

– Если господин следователь в приемной, приглашайте.

Они откланялись и покинули кабинет.

В приемной помощник разбирал бумаги. Гришина же пока видно не было.

Следователи переместились в коридор, и Потапов недовольно произнес:

– Он или полный солдафон, или идиот.

– И не то, и не другое, – возразил Конюшев. – Во-первых, наверняка его поджимает обер-полицмейстер. А во-вторых, учитывайте темперамент князя и самолюбие. Хочется все и сразу! Думаю, со временем он войдет в новую стезю, и даже нам будет чему у него поучиться.

– Ну, это уж, батенька, вы перегнули.

– Поживем, увидим.

Из глубины коридора послышались тяжелые шаги, и вскоре появился Егор Никитич Гришин, мрачный и задумчивый.

Обменялись рукопожатием, Гришин спросил:

– Меня ждете?

– Вас ждет князь, а мы всего лишь стряхиваем пыль сапог, – ответил Потапов.

– Получили по полной?

– Пока разминочно, – засмеялся Конюшев. – Если не возражаете, совет. Меньше говорите, больше слушайте.

Князь при появлении Гришина даже вышел из-за стола, протянул руку:

– Рад визиту. Каково настроение?

– Рабочее.

Икрамов вернулся на место, следователь уселся напротив.

– Слушаю, ваше высокородие, – произнес он.

Князь улыбнулся.

– Я бы желал вначале выслушать вас.

– Меня? Я пока пуст, как бутылка из-под вина.

– И никаких соображений?