— Доброго дня, хозяюшка, — здоровенный детина, едва протиснувшийся в покосившуюся калитку, выглядел угрожающе.

Пудовые кулаки, широченные плечи, рост под два метра и всклоченная борода, с застрявшими в ней сухими листьями, которая, как заключительный штрих, могла бы запросто дополнить картину «Разбойник с большой дороги», если бы ни открытая, немного щербатая улыбка, и задорный блеск по детски ярких голубых глаз.

— И тебе не хворать, — пробормотала я, закончив осматривать парня с ног до головы.

Инстинкт самосохранения подрёмывал на закоулках сознания, не подавая никакого сигнала, а это значило, что бояться мне не стоит, по крайней мере, пока.

— Мы тут с вашим дедом Захарием ходили на охоту, в общем, вот, — гость скинул заплечный мешок и вытащил свёрток из листьев лопуха, в который была завёрнута пара куропаток, — он просил передать вам к обеду. Сам же наведается в гости вечером. Вы… Это… Если надо чем помочь по мужской части… В смысле гвоздь прибить или починить что, не стесняйтесь, обращайтесь, мы с женой по соседству живём.

Хотела тут же пожаловаться на старый колодец, но вспомнила одну немаловажную деталь — платить за работу мне было нечем.

— Буду иметь в виду, большое спасибо, — поблагодарила парня, подходя ближе, чтобы забрать дичь, — и за гостинец от деда тоже.

— Да не за что, — беспечно пожал тот плечами, передав свёрток из рук в руки, но уходить не торопился, переминаясь с ноги на ногу.

— Что-то ещё? — поторопила его, поскольку в любую минуту мог раздаться призывный плач моей крохи, а я ещё не всё успела сделать из запланированного.

— Вы не могли бы посмотреть мою жену? Надиль на сносях и очень волнуется, говорит, что движений малыша почти не чувствует. Раньше он то и дело пинал её в бока, а теперь затих.

— Мне что сделать? — удивлённо заморгав, решила переспросить на всякий случай, вдруг не правильно поняла.

— Ну, вы же знахарка. Или как там по правильному, по научному? Целительница, вот, — смутился он. — Можете людей лечить, и всякое такое.

— Это кто ж тебе такое сказал? — удивилась ещё больше.

— Так дед ваш и сказал, — совсем стушевался парень, того и гляди ножкой начнёт шаркать. — Я ему пожаловался, что так и так мол, а он: «Сил у меня маловато, не увижу что к чему, вот Динка моя, другое дело, она сможет, если захочет, конечно».

— Дед ошибся, я ничего подобного не умею, — разозлилась на старика.

Да как он мог? Зачем выдумывать такое, обнадёживать человека? Целительница… Вот же, старый хрыч.

— Вы, это, если думаете, что я не смогу отплатить ваши труды, что у меня нет денег, это не так. Я хороший плотник, и в долгу не останусь, — глаза парня потемнели, будто заледенели и за добродушием прорезался стальной характер. — Вы подумайте, а я вечером загляну.

Не дав время ответить, тот шмыгнул за калитку, прикрыв за собой дверь.

Ну, дед, ну, удружил. Мало на мою голову свалилось забот и неприятностей, а он ещё такие слухи распространяет. Зачем?

— Мальчик прав, — произнесла бабуля, появившаяся рядом из ниоткуда, — ты целительница, только ещё сама пока об этом не знаешь.

— Тот самый семейный дар? — фыркнула я, воспринимая её слова скорее как насмешку, а не как истину в последней инстанции.

— Тот, о котором могут знать посторонние, ведь шило в мешке не утаишь, и выход энергии давать придётся, чтобы не сгореть от её избытка, — ответ прозвучал без тени обычного ехидства. — Рано или поздно дар всё равно себя проявит, так что будь готова.

— А есть тот, о котором не могут знать посторонние? — смеяться расхотелось окончательно, почему-то в память врезались именно эти слова, подтверждение или опровержение которых хотелось услышать прямо здесь и сейчас.