Если добавить к этому, что всегда существовал (и будет существовать) наивный, но значительный спрос на конкретные прогнозы и «оперативный» анализ возможных мер социально-экономической политики со стороны социальных агентов (прежде всего со стороны властей, общественных лидеров и граждан), то становится очевидным, что этот спрос (подобно спросу на гороскопы и астрологические прогнозы) будет удовлетворяться за счет рыночного предложения аналитиков и социальных инженеров, поставляющих клиентам то, чего они хотят, с соблюдением надлежащего научного декорума. Мизес справедливо отмечал: «Появление профессии экономиста следствие интервенционизма. Профессиональный экономист суть специалист, который разрабатывает различные меры государственного вмешательства в производство. Он является экспертом в сфере экономического законодательства, которое сегодня неизменно направлено на создание препятствий на пути действия рыночной экономики»^>77. Если в качестве окончательного судьи парадигмы, которая, подобно австрийской, доказывает нелегитимность интервенционистских мер, выступает сообщество специалистов по интервенционизму, то называть это «демократией» смешно. Если же признать, что в сфере экономической науки, в отличие от сферы инженерных и естественных наук, иногда имеет место значительный регресс^>78 и совершаются серьезные ошибки, выявление и исправление которых занимает длительное время, то количество внешне успешных «практических» решений тоже не может служить окончательным критерием: ведь завтра вполне может обнажиться ошибочный теоретический фундамент того, что сегодня кажется «верным» с практической точки зрения.

Вместо критериев, оценивающих эмпирический успех^>79, мы предлагаем качественный критерий. Согласно этому критерию более успешным считается тот подход, который породил большее количество значимых для развития человечества теоретических открытий. Безусловно, в этом отношении австрийский подход превосходит неоклассический. Экономисты австрийской школы выдвинули теорию невозможности социализма, которая позволила бы человечеству избежать огромных страданий, если бы вовремя была оценена по достоинству. Крах реального социализма стал иллюстрацией теоретической правоты австрийцев. Нечто похожее, как мы видели, произошло с Великой депрессией 1929 г., а кроме того, и во многих других сферах, применительно к которым австрийцы развивали идеи динамического подхода и говорили о том, что государственное вмешательство искажает координацию в обществе. Это, в частности, деньги и кредит, теория экономических циклов, переработка динамической теории конкуренции и монополии, анализ теории интервенционизма (государственного вмешательства), поиски новых критериев динамической эффективности вместо традиционных критериев Парето, – иными словами, исследование рынка как процесса социального взаимодействия, в основе которого лежит предпринимательство. Эти примеры серьезных качественных успехов австрийского подхода представляют собой яркий контраст по сравнению с серьезными недостатками (или неудачами) неоклассического подхода, в особенности – с его признанной самими неоклассиками неспособностью вовремя распознать невозможность социалистической экономической системы и предупредить негативное воздействие на человечество попыток ее реализации.

Понятно, что для того, чтобы преодолеть инерцию, порожденную постоянным спросом общества на конкретные предсказания, интервенционистские рецепты и эмпирические исследования, которые с готовностью принимаются, несмотря на то что содержат серьезные теоретические ошибки (эти ошибки трудно увидеть в эмпирической среде, где очень сложно получить окончательное доказательство правильности выводов), нужно расширять и углублять субъективный и динамический подход австрийской школы к экономической науке. Здесь уместно вспомнить знаменитые слова Хайека: «Вероятно, не будет преувеличением сказать, что за последние сто лет мы обязаны субъективизму всем важным открытиям в экономической науке»