Брызнув мне в лицо обмывками косского Филета.
III
Полночь, и письмо от моей госпожи:
Быть к ней в Тибур: мигом!
«Розовые пальцы встали в небо над башнями,
В плоский пруд впадает с всхолмий куцая Анио».
Что мне делать? ввериться ли неверной
Тьме, где каждый разбойник меня прищучит?
Но промедлить по этой уважительной опаске —
Значит: слезы и попреки хуже разбоя,
Значит: я же виноват, и не меньше
Чем на целый год: ее руки ко мне безжалостны.
Нет богов, не жалостливых к влюбленным в полночь,
На скрийской дороге!
Кто случится влюблен, ступай хоть в Скифию,
Никакому варварству не хватит духа ему во вред.
Свечкой ему – луна, а звезды осветят выбоины,
Все дороги ему спокойны во всякий час:
Кто, зловредный, прольет чистую кровь ухаживателя?
Поводырша ему – Киприда.
Пусть разбойники нападут на след – умереть не жалко:
Ведь она придет к могиле с ладаном и венками,
Ведь она воссядет статуей у костра.
С божьей помощью прах мой ляжет не в людном
Месте, где толкутся прохожие толпы,
От которых гробам влюбленных всего похабней.
Пусть лесной заказник прикроет меня листвою,
Или холмик, или не значащийся в описях песок, —
Только бы не эпитафия на большой дороге.
IV. Разномыслие с Лигдамом
Лигдам, скажи мне правду: что ты слышал о нашей верной красавице? —
И пускай недешевое ярмо госпожи станет тебе сносней,
Потому что изжога мне от дутых твоих любезностей
И морока от вздора, в который не поверю ни в жизнь.
Ни один вестник не приходит ни с чем и поэтому осторожничает:
Долгий разговор – словно крепкий дом.
К черту это все, расскажи мне толком и сначала:
Вот – я развесил уши.
Что? она рыдала, раскинув волосы? Ты видел?
Слезы рекою? И ты, Лигдам,
Видел ее распростертой на постели? не с зеркальцем,
Не в браслетах на белых ручках, не в золоте,
Вся закутавшись в скорбное покрывало,
Писчие принадлежности – под крышкой в ногах постели,
Скорбь во всем доме, и горестные служанки
Горестны оттого, что она им рассказала свой сон?
Посредине постели – под вуалью,
А в глазницах – непросыхающие платки,
А на наши нежные упреки – сварливый крик.
И за эти вести ты ждешь от меня награды, Лигдам?
Долгий рассказ – словно крепкий дом.
А соперница? «Не изящными завлекла манерами,
А варя приворотные травы, вертя камбалу колесом,
Жаря дутых жаб, и змеиные кости, и перья линялых сов,
И опутывая в могильные лоскутья. Пауков ей в постель!
Пусть любовники храпят ей над ухом! Пусть подагра
Скрючит ноги ей! И он хочет, чтоб я спала одна?
И он ждет сказать над моим гробом гадости?»
Кто же, год промучась, поверит этому!
V
1
Пора вымести Геликон, вывести пастись эмафийских коней,
Сделать перекличку римским вождям,
А не хватит сил – пусть похвалят волю:
«В столь великом деле и попытка хороша».
Ветхий век пел Венеру, а новый – битвы;
Так и я допою красавицу и начну про войну:
Выволоку ладью на песок и затяну напев величавее —
Муза уж готова подсказать мне новый гамбит.
Ввысь, душа, от низких попевок! Облекись в своевременную мощь!
Шире рот, державные Пиериды! Таков уж спрос.
Вот: «Евфрат отвергает покров парфян и просит прощенья у Красса», —
Вот: «Я вижу, Индия клонит шею в твоем триумфе», —
И так далее, Август. «Девственная Аравия потрясена до пустынных стойбищ»,
Если кто еще прячется от твоей десницы в дальний берег – так это до поры.
Я – вослед тебе в битвенный лагерь, и меня прославят за песни
О делах твоей кавалерии. Лишь бы судьбы меня оберегли.
2
Но ты спросишь, почему я все пишу и пишу про любовь
И в устах моих вот эта немужественная книга?
Мне напели ее не Каллиопа и не Аполлон:
Вдохновение мое – от красавицы.