В красной бездне которого теряется
Бледный луч с полуденной вышины.
Его боль – как ночной двусвечник.
Это пламя облегло ему голову
И двумя рогами в дремучей роскоши
Из его кудрей вонзается в тьму.
Его боль – как ковер, по которому
Письмена каббалистов горят сквозь ночь,
И как остров, минуемый плавателями
В час, как в дебрях кричит единорог.
Его боль – в ней тень и сень дубрав,
Взлет печальных птиц над большими заводями;
Это царь, в горностаях и задумчивый,
Тихо шествует сквозь склеп своих предков.
Приблизьтесь. Загоритесь его скорбями.
Впейте вздох его, холодный как лед,
Вздох, принесшийся из‐за тысяч эдемов
Ароматом, впитавшим всякое горе.
Вот он смотрит, он улыбается, —
И душа у вас тиха, как пруд в камыше,
Тихо наполняемая пеньем Пановой
Флейты, льющимся из лавровых рощ.
Усните. Ночь, сгущаясь в соборе,
Угашает огни на высоком алтаре,
И огромный орел его безмолвия
Зыблет тень своих крыл на ваших лбах.
Спите, спите. Темный божеский рот
Вас коснется осеннею ли, могильною ли
Свежестью, и мнимый расцветет поцелуй,
Желт, как гиацинт, ядовит, как мучница.

СТАНСЫ

Все стихи Мореаса – из книг «Стансов» (нумерация их – на поле слева), где почти все стихотворения – по 16 строк. Когда они сжаты в переводе до 4 строк, то, кажется, ненамеренно становятся похожи на китайские или японские стихи.

ЖАН МОРЕАС

>I, 11 Смейся как весенние ветки,
     плачь как ветер.
Жизнь – она ни счастье, ни горе,
     она – лишь призрак.
>IV, 8 Ты смеешься в горе и сам не знаешь,
     зачем тебе песни.
А ведь жизнь и смерть, и доброе и злое —
     все только для лиры.
>Add. Вспоминаю родину, бледные оливы,
     взнесшийся кипарис.
Почему она перед глазами и в сердце?
     Потому что она далеко.
>I, 15 Солнце из тумана, из юга – север:
     я – как ты, Париж:
Радость плачет в глазах моих, и горек
     Рок – в улыбке моей.
>I, 17 Пар, свисток, поезд в ночь, время влет,
     вспыхнут розы, и пожелкнут листья.
Рождаясь, прощай! умирая, прощай!
     Это горе мимолетно, как счастье.
>II, 12 Смеется апрель,
     добрые мысли возвращаются, как листья.
Капля меда
     в горькой чаше расставания с бытием.
>Add. Когда-то тенистый,
     влажно лег мне на лоб осенний лист,
И душа в грезе
     раскрывает преддверье своей судьбы.
>III, 18 Серебряная луна
     над мачтами порта, над мраморами парка,
Над гранями берега, над безгранными нивами
     и Парижем, где конец всех дорог.
>II, 7 От заботного города
     в нежную бы рощу, к колыбельному бы морю.
Но увяли мои апрели,
     и жатва моя – под чужим серпом.
>VI, 5 Тополя в закате
     осыпают в растущий сумрак
Самоцветным севом
     шитье лета по тканям осени.
>III, 11 На зеленом кладбище
     под вечерними птицами
Я смотрю на пахоту,
     где колосьями высятся кресты.
>IV, 7 Я как дым,
     миг живущий, но вставший из огня.
Склонившись,
     человек разгребает очажный пепел.
>V, 10 Радость и горе,
     пролетите сквозь меня, не тронув,
Как сентябрьский ветер
     пролетает сквозь вскинутые сучья.
>II, 18 Облака над волнами колосьев
     как паруса.
Скоро вы отяжелеете бурей,
     как сердце мое.
>III, 14 Дуб над долиной, ветер в листве,
     птицы в гнездах.
Бьет гром в вершину, топор под корень, —
     он печально терпит.
>VI, 11 Пруд у праздной мельницы —
     в мертвых листьях.
В черную воду погляжу на себя
     и на блеклое солнце.
>I, 13 Бледное солнце осени —
     надо мной, над рекой, над рощей.
Вейся, лист, холодейте, волны,
     крепни, сердце.
>V, 5 Мертвый лист
     бьется о порог, а время в ставень.
Камин, свечка,
     я один, и осень как «баю-бай».
>V, 6 Вздула парус над спящим городом
     ночь, кишащая одиночеством.