– Справимся? – Она улыбается одним уголком пухлых, искусанных губ.

– Конечно, – хрипло шепчу я.

Щёлканье нарастает, земля вибрирует от топота бесчисленных лап. Жуткие звуки заглушает плач младенца, он вырезан из разодранного чудовищами тела моей сестры, у него нет имени и, скорее всего, нет будущего, но он оглашает опустевший город криком, словно требуя подарить ему жизнь, колотится слабыми кулачками в залитую кровью грудь его обезумевшего отца.

Плач и щёлканье многозубых пастей спорят друг с другом за право резать слух, холодные пальцы Рыси сжимают мою ладонь. Это конец – ощущаю всем сердцем, но не хочу сдаваться. Племянник надрывается, но утешить его никто не пытается, все взгляды устремлены на приближающуюся зубастую лавину, сил взлететь ни у кого нет. Даже отказавшись от родного дома, мы обречены сгинуть.

Сколько у нас осталось минут? Всего несколько мгновений, чтобы осознать жизнь и принять смерть. Ярко-голубые глаза с пульсирующими зрачками приближаются, озаряя мою душу теплом, я наклоняюсь вперёд, вижу, как веки скрывают драгоценные камни её глаз, прикосновение к губам с металлическим вкусом кружит голову.

«Последний поцелуй», – осознание этого заставляет обхватить гибкую талию Рыси и притиснуть к себе, утонуть в ощущениях, которым… Её тело содрогается, губы застывают, ускользают от меня, распахнутые глаза всё дальше, я чувствую, как зубы отсекают мою руку, и фонтан крови, бьющий в сторону, и ломающий кости укус в другую руку.

«Живи!» – с этим леденящим кровь словом в грудь врезается обжигающее тепло концентрированной магии. Крылья за моей спиной взвиваются, наполняются силой.

Сияющие глаза накрывает клыкастая пасть. Хрясь! Горло режет, всё загораживает хлещущая в лицо горячая солёная влага. Надрывно плачет младенец. Сердце разрывается на мириады ледяных осколков, разум затопляет холодом, ужасом.

– Лети! Лети! Лети! – Чужой голос так настойчив, крик младенца так настойчив, что я отпускаю поводья разума, позволяя целому, но будто разодранному телу умчаться ввысь, к тропе лун. Меня тянет вниз вес ещё нескольких сэнари, они держатся за мои скользкие от крови руки и ноги.

Внизу – вспышки магии, я мысленно ищу мою Рысь, я взываю к ней душой, но ощущаю лишь её магию в моей груди, словно я закольцован сам в себя.

Этого не может быть.

Она не могла умереть.

Внизу посмертные всплески исконной магии наполняют чьи-то крылья новой силой, а воздух – душераздирающими криками. Я не могу кричать, на моих губах кровь Рыси, но магии в ней нет. К дороге лун взмывают сэнари с обновлёнными крыльями и кричат громче младенца, кричат, расцарапывая наполненные магией мёртвых груди, царапая лица и губы, выцарапывая глаза.

А я молча завис между небом и землёй.

У меня нет крика.

Нет когтей.

Меня нет…

Ужас накрывает необъятной чёрной волной, и я лечу в бездну, а надо мной раскрывается пронзительно-голубое, как её глаза, небо…

Слишком поздно.

Всего на несколько мгновений…

Дыхание перехватило, на судорожном вдохе я проснулась, пот стекал по вискам, рука тёмного вздрагивала у меня на животе, он ворочался, жался лбом к моему затылку. Вздрогнул – проснулся. Расслабился почти мгновенно, но его выдавало напряжение магии в воздухе.

Раньше я улавливала только эротические сны.

Я совсем не хотела видеть это.

Сквозь хлынувшие слёзы смотрела на стену. Кажется, освещение изменилось, стало сумрачнее. И едой не пахло.

Рука тёмного скользнула с живота к моим дрожащим губам, пальцы пробежались по влажным скулам.

– Дурной сон? – сипло спросил тёмный.

Я ощущала страшно быстрый стук его сердца. Его спокойствие – внешнее. Где-то под этой бронёй ещё бушует ураган.