Лавис вздохнул. Из его спины выросли огромные чёрные щупальца (никогда не видела ничего подобного) и охватили меня. В их мягких, тёплых объятиях я проплыла по коридору. Вновь накатило ощущение, будто всё – сон. Мерзкий, гадкий кошмар, и я проснусь в тёплых объятиях Эсина, и…

– Лила, ты в курсе, что находишься на грани истощения? – Лавис отворил дверь в мою «камеру». – Во всех смыслах…

Внутри пахло фруктами и кашей, желудок неприятно сжался.

Пока Лавис нёс к постели, заметила столик с едой. Вид молочной каши, жёлто-оранжевых долек персиков и алых треугольников арбуза вызывал тошноту.

Щупальца мягко опустили меня на кровать и втянулись в спину Лависа. Он внимательно смотрел, а у меня не было сил хотя бы одеялом отгородиться от пронзительных, слишком напоминающих Эсина глаз.

– Мне кажется, ты умираешь. – Лавис наморщил нос.

Скорее бы уже.

– Ты не проклята, не больна, силы ещё есть, но от тебя разит смертью… Почему?

Нежелание отвечать помогло залезть под одеяло с головой.

– Ой, ну Лила, ты ещё поесть должна, – расстроился Лавис. – Давай, вылезай.

Да пошёл он.

– Лила…

Не хочу есть и не буду.

– Ли-ла.

Натянула подушку на голову, но нудный голос пробирался сквозь неё:

– Лила, если не поешь сама, мне придётся кормить тебя силой.

– Отстань. – Сжалась в комок. – Просто отстань…

– Ну Лила, пожалуйста. Не хочу, чтобы дядя ещё больше из-за тебя огорчался. Поешь, хотя бы немного.

Огорчения тёмного – его проблемы.

– Послушай, – Лавис сел на край постели. – Дяди ещё долго не будет, так что нам надо договориться…

Это невыносимо, я застонала:

– Отстань, отстань от меня. Уйди.

– Пока дядя не вернётся, оставить тебя одну я не могу.

Не думала, что кто-нибудь может раздражать сильнее тёмного.

– Когда он вернётся? – выдавила я.

– Когда успокоится после… э… беседы. Думаю, часов через пять.

Пять часов в обществе этого зануды – умереть не встать. Жаль, кровать слишком мягкая, битьё о неё головой не поможет. Лавис подёргал одеяло:

– Лила, порадуй его, поешь.

– Я его ненавижу, – прошептала, сжимаясь под одеялом и подушкой, зажмуриваясь, чтобы не разрыдаться, задыхаясь от бессилия. – Не хочу его радовать, я его ненавижу, понимаешь ты это или нет?! Я его ненавижу!..

– Можешь идти, – сказал тёмный.

Я вздрогнула.

– Дядя… – как-то жалобно начал Лавис и умолк.

Через мгновение послышался тихий щелчок двери. Я осталась наедине с тёмным.

8. Глава 8

Наверное, тёмный должен отчитать меня за признание в ненависти. Напомнить, как «облагодетельствовал», ради моего спасения атаковав светлый храм.

Но он молчал.

Молчал.

Молчал бесконечно долго, и только ощущение его присутствия, напряжение воздуха, потоки тёмной магии мешали поверить, что он наконец оставил меня в покое.

Матрац промялся под ним, одеяло приподнялось. Прежде, чем успела возразить, тёмный вырвал подушку, обхватил меня за талию и, подсунув руку мне под голову, придвинул к себе. Он лежал сзади, обхватив моё сжавшееся в калачик тело. Очень тёплый и напряжённый. Частое дыхание колыхало волосы на моей макушке. Странные ощущения…

Вместо гнева я испытывала спокойную усталость, веки тяжелели. С ним лучше, чем с Лависом, спокойнее как-то, хотя он сейчас будто натянутая струна, словно кипящая в глубине вулкана лава. Наверное, я к нему просто привыкла, как к неизбежному злу.

Наверное, следовало злиться на пренебрежение моей ненавистью, но сил не было. Куда проще лежать и слушать замедляющееся дыхание тёмного, ощущать, как оцепенение уходит из его мышц, делая объятия более мягкими.

Эта мягкость, расслабленность испугали сильнее давления и грубости, сердце ударилось в бешеный перестук, хотелось бежать, прятаться, я потянулась вперёд – подальше от прильнувшего к спине тёмного.