Ничего, Бекки, я о тебе позабочусь. Верну к жизни, починю сломанные крылья и заставлю его забыть.
2. Глава 2. Бекки. Вернуть из мертвых
Я жила ради него. Жила только им. Меня держала в этом мире только всепоглощающая вера в чудо. Я верила всем своим существом, что казнь не состоится. Мне казалось, что скорее земля сойдет с орбиты, чем он умрет.
Когда они убили его, я ослепла и оглохла. Я потеряла себя, потеряла смысл жизни. Теперь у меня только один путь. Вместе в жизни. Вместе в смерти. Неважно. Я последую за ним везде, и ничто меня не удержит.
Меня всегда завораживали истории о самураях, которые Митчелл читал вслух. Сэппуку или харакири. Как легко они выбирали смерть, когда жизнь становилась невозможной. И еще больше меня впечатляли их жены. Истинная японка, не задумываясь, следовала за своим мужем в загробный мир. Она подвязывала ноги особым образом, чтоб после смерти тело сохранило благочестивую позу, и наносила себе один точный удар в шею специальным кинжалом, который всегда носила с собой.
У меня нет специального кинжала, но есть заточенная рукоятка зубной щетки, которой я медленно и нудно пилю вены на руке.
У меня почти получилось. Я знаю, потому что стояла у черты, переступить которую манили яркий белый свет и луг, переливающийся изумрудной травой. Я уже хотела сделать шаг навстречу покою, но Митчелл не позволил.
- Бекки, еще не время. Ты должна жить.
Его лицо такое печально, что у меня сердце разрывается.
- Митчелл, как я буду жить без тебя?
Я пытаюсь коснуться его, но пальцы проходят сквозь полупрозрачное тело.
- Я всегда буду с тобой. Пока ты живешь, я живу тоже.
Целует меня в лоб призрачными губами, а потом меня засасывает темнота. Я продираюсь сквозь нее, пока не оказываюсь в больничной палате.
Они меня вернули. Это ничего. У меня еще будет время и море возможностей сделать это как следует. А пока я хочу еще раз побывать дома. Там, где мы были так близки. Там, где бились зеркала. Там, где он сделал меня своей навсегда. А еще я хочу увидеть Алекс - единственного человека, который по нему горюет так же горько, как я.
***
Я стою у ворот окружной тюрьмы. После тюремной камеры мир кажется слишком большим, а без него - слишком пустым. Краски поблекли, а солнечный свет уже не согревает. Таков мир без Митчелла. Как в нем жить?
Мне хочется одного. Пойти на его могилу, упасть на колени и плакать пока слезы не кончатся, или пока глаза не ослепнут. А когда плакать уже будет нечем, лечь у надгробья, как верная собака, и ждать смерти. Но монстрам не положена могила. Их нельзя оплакивать.
Я тоже немного монстр. Мне ясно дал это понять мерзкий охранник, который все время моего заточения охаживал меня дубинкой по ногам. Впрочем, были и те, кто сочувствовал. Они создавали уют в моей камере и проносили сладости. У меня даже есть своего рода поклонник. Каждую неделю он приносил мне передачки с книгами, журналами и шоколадом. В коробке всегда была записка: «от друга».
Я сохранила только его письмо, а все прочее оставила там. На мне та же одежда, что была в день задержания. Она пахнет старой жизнью. Слабый запах, который вполне возможно мне мерещится, но в любом случае становится больно, когда я его ощущаю.
Я стою, не зная, куда податься, когда передо мной останавливается полицейская машина. Дверь распахивается так резко, что чуть ли не отваливается. Из нее вылезает тощий старик, лицо которого напоминает морду шарпея - так много на нем морщин.
- Меня зовут Фрэнк Пирс. Я твой офицер по УДО, Холлоуэй. Грузи свой тощий зад в машину!