Более вероятна, на наш взгляд, другая последовательность событий: после госпиталя Печерский приезжает в Москву, общается с Кавериным и Антокольским и показывает им созданную в Овруче рукопись, результатом чего становится письмо последнего в Ростиздат. На основе этой рукописи и беседы с Печерским, а также показаний Фрайберга, Вайнберг и Поврозника Антокольский и Каверин пишут очерк «Восстание в Собибуре», который появляется в апрельской книжке «Знамени» за 1945 год. Заметим, что если встреча Печерского с писателями действительно состоялась летом 1944-го, то труднообъясним многомесячный интервал между ней и последующей публикацией остроактуального материала.

Так или иначе, очерк о Собиборе вышел в «Знамени» и должен был появиться на страницах знаменитой «Черной книги», задуманной Гроссманом и Эренбургом как сборник документов и свидетельств о гитлеровском геноциде советского и польского еврейства[42]. Однако 3 февраля 1947 года заведующий Управлением пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) Георгий Александров направляет секретарю и члену Политбюро ЦК ВКП(б) Андрею Жданову докладную записку, где обосновывает нецелесообразность издания «Черной книги»: «Чтение этой книги ‹…› создает ложное представление об истинном характере фашизма и его организаций ‹…› У читателя невольно создается впечатление, что немцы воевали против СССР только с целью уничтожения евреев. По отношению же к русским, украинцам, белорусам, литовцам, латышам и другим национальностям Советского Союза немцы якобы относились снисходительно»[43]. В итоге «Черная книга» была запрещена к изданию, материалы к ней изъяты, а почти готовый набор рассыпан. Впервые она вышла в Израиле в 1980 году. Затем последовали издания на Украине (1991 г.), в Литве (1993 г.), в России (2015 г.).

24 ноября 1945 года статья о Печерском выходит в органе Еврейского антифашистского комитета (ЕАК) – идишской газете «Эйникайт». Ее автор – Рахиль Ковнатор, советский литератор, известная среди прочего тем, что 18 октября 1917 года она присутствовала на собрании партийного актива в Смольном при обсуждении вопроса о вооруженном восстании. В феврале 1946-го Собибор коротко упоминался в выступлении помощника главного обвинителя от СССР на Нюрнбергском процессе Льва Смирнова[44]. В 1948 году в чудом вышедший сборник «Партизанская дружба: воспоминания о боевых делах партизан-евреев, участников Великой Отечественной войны» вошел рассказ руководителя Черниговско-Волынского партизанского соединения Алексея Федорова о том, как под его началом сражались двое бывших узников Собибора – Ефим Литвиновский и Цадик Левин.

За следующие десять с лишним лет в советской печати, насколько нам известно, не появилось ни одного упоминания о восстании узников лагеря смерти Собибор.

В Польше после войны историю Собибора изучали Центральная еврейская историческая комиссия и – в первую очередь – Центральная комиссия по расследованию немецких преступлений в Польше. В 1947 году в очерке судьи из города Седльце и одного из самых известных польских исследователей Холокоста и лагерей смерти Зджислава Лукашкевича общее число погибших в Собиборе было впервые оценено в 250 тысяч человек[45]. Эта цифра до сих пор принимается большинством историков. В 1945 году в сборнике документов по истории оккупации был напечатан небольшой мемуарный фрагмент бывшей узницы Собибора Саломеи Ханел[46]. Годом позже в другом сборнике вышли еще два свидетельства людей, бежавших из Собибора: руководителя лагерного подполья Леона Фельдгендлера и Зельды Мец