Теперь у него появилась возможность реализовать то будущее, которое зримо показало воображение: морской берег, прекрасные здания с хорошо оборудованными лабораториями. Это – руководимый им Институт живого вещества, находящийся в США.

Его отношение к большевикам в ту пору было негативным. Он сомневался, что Советская власть сможет справиться с анархией и разрухой. Он записал в дневнике:

«Мои старые идеи, которые неизменно все развивались у меня за долгие годы моей ученой и профессорской деятельности и выразились в 1915–1917 гг. в попытках объединения и организации научной работы в России и в постановке на очередь дня роста и охвата научными учреждениями Азии, явно сейчас потеряли реальную основу в крушении России. Не по силам будет изможденной и обедневшей России совершение этой мировой работы, которая казалась столь близкой в случае ее победы в мировой войне. Мне ясно стало в этих фантастических переживаниях, что роль эта перешла к англичанам и Америке».

Казалось бы, о чем тут раздумывать? Получен сигнал – то ли из подсознания, то ли свыше. Надо срочно перебираться в Англию, а затем в США. Он – ученый с мировым именем. Его идеи найдут отклик; со временем будет создан Институт, о котором он мечтал. А что его ждет на родине? Победа большевиков (в ней он уже не сомневался). Разруха и голод. Гегемония пролетариата. Подозрительность к интеллигентам. Отсутствие средств на серьезные научные исследования…

Учтем: его видения были необычайными, не похожими на привычные сны. Он пережил путешествия по разным странам, встречи с учеными, научные доклады и дискуссии, свою организационную и творческую работу. Это было, можно сказать, ясновидение будущего.

И все-таки он не отправился в эмиграцию. (Покинул навсегда Россию сын Георгий; он обосновался в США, стал видным историком.)

Институт на берегу Атлантического океана остался только в мечтах. Владимир Иванович так и не произнес доклад «О будущности человечества» и не написал «Размышлений перед смертью», хотя и то и другое явилось ему в вещем сне.

Он с полной серьезностью воспринял свои видения, предполагая их вещими. Но в то же время не мог избавиться от привычного духа сомнения, считал, что ясновидение открывает будущее не как достоверность, а как вероятность. Назвал мечтаниями свои сны наяву. Хотя оговорился: такая судьба «возможна».

Веря в неизбежность увиденного, Владимир Иванович организовал бы свои действия соответствующим образом. Как знать, не произошло ли тогда все точно так, как предвиделось?

Нет, он поступил иначе. Пошел наперекор судьбе.

И все-таки в его сне не обошлось без вещих деталей.

«Умер я между 83–85 годами, почти до конца работая над «Размышлениями». Я писал их по-русски…» Да, он умер в таком возрасте. Это документально зафиксированное свидетельство о собственной кончине производит впечатление чудесного пророчества. Сделано оно за четверть века до события!

До конца своих дней Вернадский действительно работал над «Размышлениями…», хотя и не «…перед смертью», а «…натуралиста», и над воспоминаниями «Пережитое и передуманное». Все это сбылось.

Что это – мистическое озарение в сновидении? Изнемогающее от тяжкой болезни тело освободило разум, и он проник в мир иной, где слиты настоящее, прошлое и будущее в бездне вечности? Не таково ли погружение в бессознательное?

Кого-то может удовлетворить такая игра ума. Однако она вместо объяснения предлагает эквилибристику словами и понятиями. Хотелось бы понять, какую роль может играть сон в интеллектуальной деятельности.