Я почему-то мысленно отмечаю, что папа уточнил про свою напряжённость именно с Русланом Ковалевским, отцом Кирилла и Антона. Но к чему обращать на это внимание? Вряд ли это намеренное подчёркивание. Папа же дал понять, что не доверяет никому.

— К сожалению, это было предсказуемо, — осторожно замечаю я. — Насильное сотрудничество вчерашних врагов…

— В тот момент Кириллу удалось убедить меня, что это самый приемлемый вариант. Я и сам рассматривал его в мыслях, когда думал, как решить вопрос. А Кирилл ещё и убедил по аргументам, что и как. Мы договорились, что будем заодно в любых вопросах, потому что оба стремимся и в самом деле уладить конфликт.

Я хмурюсь. Это он про моего похитителя говорит? Про того самого, кто вообще начал всю эту заварушку, выхода из которой теперь почти нет? Не может же папа доверять ему…

— Понимаю, о чём ты думаешь, — говорит он, глядя на меня так внимательно, как если и вправду читает мои мысли. — Я тоже поначалу меньше всего доверял именно ему. Пошёл на сделку, особо не раздумывая, ради того, чтобы тебя вернуть. А потом, все эти две недели, максимально настороженно вёл себя с Кириллом. Но, судя по всему, парень искренне раскаивается в том, что тебя похитил. Стремится уладить конфликт. Не знай я о факте похищения, ни за что бы не поверил, что он способен на это. Но, увы, я знаю, что это было. И не забуду никогда, как бы он ни пытался завоевать моё расположение. Поэтому, как я говорил, не доверяю там никому. Но всё-таки максимально прозрачно сотрудничаю в первую очередь с Кириллом, и то до бесконечности проверяя все его слова и предложения.

Я почему-то смущаюсь и опускаю взгляд. Хотя папа просто рассказывает о своих делах с этим человеком…

— А при чём тут я? — наконец, вспоминаю.

— Да, об этом, — чуть мнётся папа. — Мы с Кириллом обсуждали, как решить всё более напряжённую обстановку и потери с двух сторон. Понимаешь, пока мы вот уже в одной компании в состоянии войны, рискуем потонуть, не то что не развиться. Поэтому у Кирилла возникло предложение, которое я был вынужден поддержать, но, разумеется, с некоторыми оговорками, на которые он согласился.

Моё сердце обеспокоенно пропускает удар. Все эти папины рассуждения в сочетании с моей будущей ролью, то, как он говорит, Кирилл…

— Я надеюсь, речь не о предложении руки и сердца? — усмехаюсь, стараясь перебить нервозность.

Мне неспокойно, но я сомневаюсь, что мы и вправду подводим к этому, что бы ни было. Разве напряжение между непримиримыми врагами можно решить свадьбой их детей? Скорее, это лишь усилит вражду. Да и кто в двадцать первом веке решает вопросы так? Сначала насильно слить компании, потом насильно породниться? Да ну, бред…

— Увы, как раз о нём, — голос папы неожиданно перебивает мои попытки отбросить всё более нависающую реальность. — Но прежде чем ты поспешишь отказываться, выслушай, почему это действительно может помочь. И какая твоя во всём этом роль. Всё не так просто.

У меня под ногами плывёт пол. Я не сразу сознаю, что там папа говорит после слов, что речь о том самом предложении. Выйти замуж за Кирилла?..

— Поспешу отказаться? — отчаянно хватаюсь за другие слова, которые всё-таки умудряются достучаться в моё сознание сквозь потом бессвязных мыслей. — То есть, я могу отказаться?

Папа вздыхает, обеспокоенно глядя на меня.

— Разумеется. Я не буду тебя ни к чему принуждать. Но неужели ты допускаешь, что я вообще стал бы заводить эту тему, не будь ситуация критичной? Я ведь сказал, что никогда не забуду, что этот человек тебя похитил и держал в плену, — он говорит серьёзно, с лёгкой горечью и даже резкостью.