Всё рано или поздно придёт в своё русло. Уж не знаю, с чего я взяла, что стала для похитителя кем-то больше, чем пленницей — может, он так смотрит на всех девушек. И целует тоже… По крайней мере, будь у него какое-то особое ко мне отношение, наверняка уже нашёл бы повод появиться в моей жизни. Понятное дело, что я бы не позволила, но так он даже и не пытался.

Так что его довольно-таки галантное обхождение со мной в плену объясняется только тем, что ему не хотелось зарабатывать дополнительных проблем. Знал же, что рано или поздно придётся меня вернуть папе. Ну а поцелуй… В конце концов, я совсем неопытная в таких делах, откуда мне знать, может, подобное влечение — не редкость. Да, я всем телом чувствовала, насколько его распалило это действие, каким нежным и одновременно страстным он был, как меня от всего этого уносило — но я прекрасно отдаю себе отчёт, что довольно красивая девушка. Вызываю желание у многих мужчин. А тут ещё и призналась, что не целовалась ни с кем. Это тогда я слишком выбита была, чтобы обратить внимание, но теперь подсознание выдаёт всё чуть ли не детально. И мне вспоминается, как удовлетворённо потемнел взгляд Кирилла от моих слов. Ему определённо захотелось показать мне, как это делается — видимо, ему льстил такой опыт, не более того. Всё-таки, девственницы довольно часто заводят мужчин как раз своей неискушённостью. А у похитителя, похоже, так вообще с ними дел не было — судя по тому, как загорелся взгляд. Потому и поцелуй таким чувственным получился.

Объяснив себе произошедшее так, я почему-то всё равно не могла успокоиться. Не покидало дурацкое желание зачем-то увидеть Кирилла ещё раз… Просто мимолётно. Не знаю, зачем.

Но не зря говорят, что стоит бояться своих желаний. Потому что Ковалевский в итоге снова ворвался в мою жизнь — но так, что лучше уж я бы никогда его больше не видела.

************

— Нам надо поговорить, — неожиданно заявляет мне папа, когда мы привычно садимся ужинать вместе.

И, конечно, мы редко ели вообще без слов, но такое начало не сулит ничего хорошего. Под ложечкой неприятно сосёт, но я спокойно сажусь. Почему-то первым, о ком думаю, пытаясь предугадать предмет разговора, становится Кирилл.

— Я пытался скрыть от тебя всё, что происходит, — не самым приятным образом начинает папа. — Рассчитывал, что обойдётся без твоего участия. Но, к сожалению, обстоятельства складываются так, что без этого никак.

Я недоумённо поднимаю брови. Вообще никогда не пыталась вовлечься в бизнес отца — привыкла знать о нём только то, что он есть. Ну и что деньги приносит. Моим максимальным соприкосновением с его делами было нахождение в плену.

— У тебя, наверное, сложилось впечатление, что слияние компаний оказалось не такой уж плохой идеей. Что мы нашли общий язык и развиваемся вместе, что всё процветает. Я пытался придать такую видимость, потому и в последнее время позволял нам больше трат. Чтобы ты расслабилась и успокоилась. Я честно думал, что рано или поздно всё устаканится.

— Но? — подвожу я, стараясь не выдавать нарастающего беспокойства.

— Но для этого явно нужно больше времени и гарантий, да и не факт, что устаканится вообще, — серьёзно говорит папа, проводя рукой по уложенным назад густым с проседью прядям. Он сделал это уже несколько раз, как отметило моё подсознание. А ведь это не привычный ему жест. — Я не доверяю никому, и полагаю, что это взаимно. Мы с Ковалевским, я имею в виду Руслана, лишь делаем вид, что сотрудничаем, а по факту всё ещё соперничаем, только более изощрённо. Не буду вдаваться в подробности, но страдают не только капиталы, но и люди. В основном, мелкие сотрудники, но я так думаю, это лишь начало. И непонятно, когда дойдёт до более жёстких действий. Никто из нас не хочет уступать другому.