Кирилл предсказуемо запирает меня. На этот раз даже окна не проверяет, как и всё, что вокруг. Будто даже не сомневается, что никуда не денусь. Неужели улавливает настрой?

Да и неважно. Я, конечно, выглянула из окна, но скорее механически как-то, а не чтобы оценить возможность перелезть через него. Но этаж, понятное дело, оказывается одним из самых высоких. На вид — не ниже двадцатого.

Усмехаюсь этому и заваливаюсь на кровать. Как ни странно, даже заснуть умудряюсь. Почти сразу, как закрываю глаза. Наваливается какая-то дикая усталость, хотя казалось бы — ничего толком и не делала эти дни.

… Мне даже ничего и не снилось. Это было словно забвение, я провалилась куда-то в небытие, и, наверное, ещё долго бы не очнулась оттуда, если бы вдруг не уловила отголоском сознания знакомый голос.

Не сразу понимаю, реальность это или такой вот непонятный сон. Но на всякий случай протираю глаза и медленно сажусь на кровати, пытаясь прийти в себя.

Хотя скоро и усилий прилагать не приходится. Родной голос зовёт ещё настойчивее, а потом я чувствую и объятия. Папа здесь.

Окончательно просыпаюсь, распахиваю глаза, цепляюсь за реальность, обнимаю в ответ. Чувствую. Это и вправду происходит.

Но как?...

А где Кирилл? Обвожу взглядом комнату, но его не вижу. Тут только папа и один из его охранников. Дядя Витя. Значит, погиб не он — и, хоть смерть любого из них для меня трагедия, небольшое облегчение всё-таки даёт о себе знать. Ведь это не просто охранник, а папин друг чуть ли не с детства. Как член нашей семьи.

— Ну всё, пора уезжать отсюда, — прерывает мои мысли решительный голос папы. — Твои вещи у нас, — он указывает взглядом в руки охраннику.

Посмотрев туда, вижу, что и вправду — сумка, как и, наверное, всё её содержимое, включая и телефон, у него.

Интересно… Обмен пленниками всё-таки состоялся? Или папа нейтрализовал Кирилла? Странно, что тут нигде его нет.

— Да, я готова, — только и говорю, почему-то не решаясь спросить, где мой похититель.

— Как себя чувствуешь? — участливо спрашивает папа, подавая мне руку.

Усмехаюсь — он думает, что я подняться не смогу? Но всё равно принимаю ладонь, опираюсь. Машинально как-то. Наверное, я выгляжу слишком разбитой. Ну или папа теперь станет ещё более опекающим.

— Со мной всё в порядке, — уверенно заявляю и вздыхаю, проследив за его взглядом. Отец замечает, что моя рубашка слегка порвана, и я морщусь тому, что не догадалась решить этот вопрос. — Меня никто не трогал. Просто я сопротивлялась, когда только похищали, поэтому помятый вид, — неловко пытаюсь улыбнуться, глядя, как на его скулах напрягаются желваки.

Он не отвечает, но впивается в меня внимательным, изучающим взглядом. Осматривает им чуть ли не всю, сканирует. Стараюсь держаться как можно более расслаблено и беспечно. Ещё не хватало, чтобы папа решил, что Ковалевские легко отделались. Думаю, жертв в этой дурацкой потасовке уже хватит.

— Прости, что не послушала тебя и пошла на встречу без охраны, — мягко добавляю, когда папа всё-таки отводит взгляд. — Я думала ты переоцениваешь угрозу… — запинаюсь, когда слышу тяжёлый вздох. — Я была не права. Хотя мне и повезло, меня тут никто не обижал, и даже хорошо обходились.

Неожиданно ловлю себя на мысли, что стараюсь убедить его в этом не только чтобы успокоить, но и чтобы хоть как-то оправдать Кирилла. И почему-то впадаю в замешательство. Ведь это желание легко объяснимо — я не хочу обострять конфликт. Но почему тогда ощущение, будто я в чём-то разоблачаю тут себя перед папой? Откуда это смущение непонятное?..