Вот только на лице отца ни тени неудобства. Вообще не похоже, что он что-то скрывает — скорее, что зол, причём на всех подряд. На меня в первую очередь. И это не то раздражение, которое возникает, когда подавляется стыд. Папе нечего скрывать — Спицын, похоже, и вправду на элементарные требования пошёл в отказ.
Я даже осмыслить такую внезапность не успеваю, всё ещё подбирая в уме возможные ошибки отца на переговорах, как вдруг слышу:
— Там и спрашивать не понадобилось. Он и сам был рад пояснить. Охотно мне выпалил, что ответку мне уже организовал, Антона похитил.
— Что? — выпадаю в осадок. — За один день? Вот так спонтанно похитил, да ещё и при том, что мы были начеку?
Отец брезгливо морщится, кивнув. Даже не сомневаюсь, что он не столько за Антона волнуется, сколько бесится от того, что ему руки завязали. Мы как-то все недооценивали Спицына, а если он такое выкидывает в краткие сроки, чего дальше ждать?..
Понятно, что с беспечностью и, что уж там, глупостью Антона тот легко подставился, но так быстро...
— Значит, обмен пленниками? — озвучиваю, похоже, единственный оставшийся возможный вариант.
Вот только он не так уж радует. С одной стороны, хорошо, что Марина домой вернётся, а с другой… Вражда уже набирает обороты. Спицын открыто дал это понять. Так что обмен пленниками не собьёт напряжения, и что будет дальше, непонятно. Но явно уже ничего не останется так, как прежде.
— На его условиях? — кривится отец. — Антон вроде как мужчина, так пусть сам выбирается. Я не буду прогибаться. Тронут его — оприходуем девчонку. А если Спицын захочет обмен, то пусть предложит тот, который и нам интересен.
*******
Конечно, я пытался убедить отца, что неконструктивно вот так сразу вступать во вражду со Спицыным, когда оставался хотя бы малейший шанс договориться. Предлагал свою помощь в переговорах… Но какое там. Мы оба понимали, что там от нас уже мало что зависит. Другая сторона чётко выразила свою позицию. Нам оставалось либо пойти на его условия, либо начать конфронтацию.
Первое значит сдаться. Второе грозит самыми непредсказуемыми последствиями и потерями. Впрочем, первое, возможно, тоже, но уже после того, как пленниками обменяемся. Со всех сторон сплошная засада, а потому логично, что отец предпочитает тот вариант, где мы хотя бы выиграть что-то можем. Муторно, рискованно, грязно даже, — но логично.
Вот только я теперь вообще понятия не имею, что делать. И, как ни странно, в этой ситуации больше волнительно за Марину, которую вроде как контролирую; чем за родного брата, который сейчас непонятно где и в каких условиях.
Сам не понимаю, как оказываюсь в комнатке, где заперта девчонка. Она сидит кровати, подогнув колени и прижав их к себе. Всё ещё в моей рубашке, но уже без перевязки. Бросаю взгляд на запястье — и вправду ни следа от синяков. Мазь оправдывает свою цену.
Марина бросает на меня затравленный взгляд, а я вдруг вспоминаю, что ушёл быстро, утром, но отсутствовал почти весь день, по разным делам мотался. А ведь она только завтракала. Наверное, проголодалась очень.
— Что-то произошло? — неожиданный вопрос.
Проницательный взгляд ковыряет душу. Но я молчу. Просто не знаю, что сказать.
Лишь вожу взглядом по комнате, почти безразлично подметив, что жалюзи не на месте. Видимо, Марина всё-таки пыталась открыть окна, думала воспользоваться моим отсутствием и выбраться из них. Но если и смогла разобрать что-то за заколоченными снаружи досками, то поняла, что дом на скалистой опасной местности. И что окна из этой комнаты чуть ли не в пропасть ведут. Антон выбрал удачное расположение для пленницы.