Я стояла на краю высокого берега и смотрела, как длинные юбки теряются в складках водной глади. Как волосы цвета топлёного молока медленно погружаются в тёмную толщу и постепенно исчезают из виду. Прыгнуть бы за ней, побежать бы за помощью, сделать бы хоть что-то. Но, как и во сне про мальчика, я могла лишь стоять и смотреть, как женщина тонет. Как смерть делает свой выстрел и попадает в цель, которая всего секунду просто наслаждалась солнечным днём.

– Ты долго ещё будешь тут прятаться?

Тёмно-серые шторы, моя лучшая находка в бесконечных дебрях «Итси», резко отъехала в сторону, и дневной свет чуть не сжёг меня, как вампира. Мир за окном ворвался в открытую форточку уличными звуками и буйством красок, наполнив тишину комнаты и разукрасив её бежевые тона весной.

Я зажмурила глаза и отвернулась, зарывшись носом в подушку, чтобы не видеть яркого солнца и свою сестру. Эдди же не отличалась снисходительностью и не стеснялась вмешиваться в мою жизнь по любому случаю. Очевидно, случай был очень важный, раз она примчалась ко мне с другого конца города в свой законный выходной и испепеляла меня взглядом.

– Я не прячусь, – пробормотала я в подушку. – Просто не хочу выходить.

– Это одно и то же.

Эдди обогнула кровать и села у моих ног, сменив язвительный тон на озабоченный.

– Ты пропала из виду, – мягко напомнила она, убирая давно не мытую прядь волос с моего лица. – Мама места себе не находит. Ты бы перезванивала ей. Или отцу. Или мне на самый крайний случай. Что с тобой такое?

В доверии есть свои минусы. Ты даёшь человеку ключи от своей квартиры, так, на всякий случай, а он врывается в твоё затворничество и мешает придаваться жалости к себе. Я провалялась в кровати два дня, успокаиваясь полумраком задёрнутых штор и пасмурным небом, затянувшим Балтимор к выходным. Не успев вернуться к нормальной жизни, я увидела новый сон. В ту же ночь. И тогда я поняла, что в какой-то миг моя жизнь перестала быть нормальной.

Солнце успело выглянуть из мрака, но не я. Завернувшись в одиночество своей спальни, я боялась выйти из неё, боялась заснуть и просто лежала, коротая жизнь за неясными мыслями и страхами. Трусливо, глупо и отчаянно, но я ничего не могла с собой поделать. Бледное лицо рыжей девушки стояло перед глазами, словно я знала её всю жизнь и помнила каждую чёрточку лица. А когда она ненадолго пропадала из виду, на её месте появлялось лицо той женщины на берегу, летящее вниз и сознающее последние секунды своей жизни.

Я проснулась в холодном поту и не могла отдышаться. Такой реалистичный сон, озноб от ужаса, чувство полного опустошения внутри. В ту ночь я больше не ложилась, боясь вновь лицезреть чью-нибудь гибель. Я чашками глотала кофе и смотрела ерунду по телевизору, лишь бы отвлечься от кошмара. Но ничего не отвлекало. Это лекарство не имело эффекта, и любой более или менее знающий психолог сказал бы, что я просто бегу от самой себя. А мне казалось: пока я здесь, в безопасности четырёх стен, та женщина не оступится, не сорвётся с берега и не полетит вниз.

– Ты пугаешь меня, – отбросив природную беспечность, тихо проговорила Эделин. – Понимаю, тебе надо время на то, чтобы прийти в себя после случившегося, но… Ты не приходишь. Ты лишь отдаляешься от той Роуз, которую мы все знали. И ты пропустила перевязку. Доктор Эймс звонил маме, потому что не мог дозвониться тебе.

– Мне просто нужно было время побыть в одиночестве, – попыталась оправдаться я, садясь на кровати. Я чувствовала себя больной, опустошённой и ни в коем случае не хотела делиться ни с кем своими снами. Никто не поверит мне. Всё спишут на пост-травматический стресс и пропишут мне баночку антидепрессантов. – Я скоро вернусь в колею.