Миссис Шелтер, эта добрейшая и тёплая, как парное молоко или сама мама, женщина сидела в кресле на колёсиках по ту сторону стойки и рыдала, прикрыв лицо ладонями. Рядом кружили две другие медсестры помоложе: одна предлагала ей чай с ромашкой, другая гладила по плечу и говорила, что всё будет хорошо. Как часто мы это слышим и как редко сами в это верим.

Бросив сумку на пол, я на мгновение замерла, не зная, что делать. Мне хотелось проявить участие, отплатить добром на то добро, что миссис Шелтер сделала для меня за эти дни. Тайно подкладывала плитку шоколадки к полусъедобному завтраку. Занимала вечернюю тишину своей живой болтовнёй о внуках. Купила мне расчёску в киоске через дорогу, потому что Эдди забыла положить мою. Согласилась раздать подаренные цветы тому, кто задерживался в больнице подольше моего. Всегда весёлая, смешливая, плюющая на саму смерть в стенах этой больницы, где та по праву занимает свой трон.

А теперь всю эту жизнерадостность вытеснили из её сердца. Лицо покраснело, нижние веки распухли, а лёгкие никак не могли ухватить достаточно воздуха для глубокого вдоха. Кто-то обидел её. Пациент, член семьи или сама жизнь. А я не знала, имею ли право расспрашивать или лучше притвориться, что ничего не видела. Некоторые ненавидят жалость. Другие не приемлют безразличие.

Наплевав на чувство такта, которое мама взращивала в нас с Эдди с самого детства, я решилась вмешаться, но не успела. Оглушающий и даже грозный стук каблуков принёс с собой худую женщину в чёрном платье и белом халате, накинутом на плечи. В отличие от всего персонала причёска претендовала на звание идеала – ни один волосок не выбивался из скрученной на затылке улитки. Те, кто присматривают за жизнями и отгоняют смерти, не могут позволить себе такой роскоши. И я решила, что скорее всего это не простой доктор и даже не заведующий отделением. Наверняка главврач – только те носят такие высокие шпильки и столь строгое выражение лица.

Её появление заставило напрячься всех в радиусе целого этажа. Молоденькие медсёстры вжали головы в плечи, моя дорогая миссис Шелтер перестала плакать, и даже я еле подавила рефлексы сбежать куда подальше.

– Миранда, – холодно проговорили её тонкие губы, обмакнутые в нюдовую помаду. – Ко мне в кабинет. Живо!

И каблуки зацокали прочь, стройные ноги унесли снежную королеву больницы Мерси восвояси.

– Всё нормально, – заверяла миссис Шелтер коллег, когда я перестала смотреть вслед главврачу и вернула всё внимание ей. – Я должна ответить за свою ошибку.

Поправив форму, пригладив вихор и дважды глубоко вдохнув проспиртованный больничный аромат, Миранда Шелтер собрала всю волю в кулак и пошла вслед за начальницей. Медсёстры жалостливо помотали головами, посетовали на её судьбу и стали постепенно возвращаться к своим делам. Что горе для нас, для кого-то – лишь эпизод.

И Миранда Шелтер должна была стать приятным эпизодом, но он закончился на грустной ноте. Пора было возвращаться к своей жизни, как эти медсёстры – к своей.

– Извините, не могли бы вы дать мне документы на выписку? – спросила я через стойку.

– Я займусь, не отвлекайтесь, – встрял знакомый голос.

Доктор Рон подошёл к стойке, бросил планшет на столешницу с особой яростью и растёр лицо ладонями, как делают те, кого изрядно помотало. Его обаяние утратило какую-то искру, тело перестало гореть изнутри. Впервые за дни моего пребывания в больнице Рональд Эймс позволил себе сбросить стальную маску, стереть улыбку и показать миру настоящего врача – утомлённого, разбитого и озлобленного на саму жизнь. За её несправедливость и её повороты, в которые мы не всегда входим.